Следопыты. Повесть - [4]

Платонов представил себе, что это его старый отец приехал сейчас на фронт и дожидается своего Ивана где-то в штабной землянке. Но сержанта Платонова не могут найти, и отец начинает догадываться, что Ванюшки нет в живых.

Платонов снова вздыхает - посторонние мысли мешают. Но он старается сосредоточиться только на следах.

Перед глазами та же тропинка со знакомыми отпечатками обутых человеческих ног. И вдруг сержант заметил: следы ботинок с шестью шипами исчезли. Остановился, оглянулся назад. Подошли другие разведчики. Теперь все видели, что человек, обутый в ботинки с шипами, прошедший вчера по тропе, у непросохшей лужи потоптался на месте и свернул вправо, к кустам. Ничего, конечно, в этом не было необычного. Мало ли зачем нужно человеку свернуть в сторону. Но Платонова насторожило другое: на тропе, здесь же у лужи, он увидел новый, совершенно незнакомый след вчерашней давности, направленный носками навстречу разведчикам.

Иван присел над отпечатком подошвы сапога, внимательно рассмотрел его. След тоже ничем не примечательный. На обнаженном сыром грунте хорошо видна широкая вмятина от каблука с железным косячком. Косячки стертые, и шляпки гвоздей не отпечатались.

В стороне от тропы вытоптана пожухлая прошлогодняя трава. Похоже, что в этом месте двое встретившихся людей долго стояли, переступая с ноги на ногу.

- Смотрите,- вдруг шепотом произнес Игнат Шевченко. - Пуговица. - Шевченко подал Платонову пуговицу, которую нашел в траве.

Взглянув на находку, Платонов почувствовал, как у него быстро-быстро забилось сердце и к лицу прихлынула кровь. Эта обыкновенная шинельная пуговица говорила ему больше, чем все следы на тропе. По ниткам, которые остались в ушке пуговицы, и по клочку сукна нетрудно догадаться, что пуговица оторвана с силой. Значит, в этом месте, у куста чернотала, была схватка.

Платонов развел руками в стороны, дав разведчикам понять, чтобы они посторонились, а сам внимательно начал осматривать то место, где была найдена пуговица. Иван без труда обнаружил, что четыре пары следов (их отпечатали ботинки с шипами на подошвах и еще чьи-то незнакомые сапоги) вели вглубь леса. Шаги более широкие, чем обычно, неполные и нечеткие следы ног свидетельствовали, что люди здесь бежали. Зачем? От кого? Это требовалось разгадать.

Следы привели к глубокой воронке среди кустов. Здесь, под грудой прелого листа и сушняка, обнаружили карабин, широкий металлический термос с откидными хомутиками и винтами-барашками. Платонов знал, что Кедров нес термос для передачи старшине хозвзвода. Значит, сомнений больше нет: след с оттиском железного стертого косячка на каблуке принадлежит солдату Кедрову.

4. ВСТРЕЧА НА ТРОПЕ

Когда Дмитрию Кедрову передали, что его вызывает в штаб дивизии сам генерал, он не поверил. Но командир взвода приказал Кедрову собираться.

Дмитрий струхнул:

- Зачем это я понадобился командиру дивизии?..

А товарищи, хотя тоже недоумевали по поводу столь необычайного события, все же подшучивали над Кедровым. Особенно донимал Дмитрия острый на язык пулеметчик Новоселов:

- Чего тут непонятного? Ты же талант, Кедров, поговорить умеешь. Вот и назначит тебя генерал оратором дивизионного масштаба.

- Отвяжись! - недовольно отвечал Дмитрий.- Может, меня парикмахером назначат, так я с твоего языка начну. Больно длинный.

Дмитрий был недоволен тем, что ему приказали попутно занести на командный пункт батальона и передать старшине хозвзвода термос из-под каши: «Таскайся с этой посудиной. А там еще старшина мыть ее заставит».

- Нет, ты все же талант, Кедров,- не унимался Новоселов. - Радио вполне можешь заменять. Узнал генерал, какой ты говорун, вот и решил послушать.

Кедров махнул на него рукой, взвалил за спину термос, взял карабин и протиснулся в узкую щель, соединявшую блиндаж с траншеей. Дмитрий был убежден, что умение поговорить - не такое уж плохое качество. В самом деле, что это за человек, если не умеет трех слов связать вместе? С таким помрешь от скуки. Другое дело он - Дмитрий Кедров. За словом к соседу не пойдет, но и пустомелей или каким-нибудь пустобрехом себя не считает. Он человек с понятием. Вот, скажем, приказал ему вчера командир отделения замолчать, когда из боевого охранения вернулись. А зря приказал. Затеял Кедров разговор о том, какими гвоздями лучше подметки подбивать - железными или деревянными. Кто толковее его рассказать об этом может? Никто. А Кедров расскажет, и как полагается. Он знает, что надо напилить качалочек из Проскурины, потом их сушить. И сушить лучше всего на солнце. Затем качалочки поколоть на плашечки такой толщины, какие требуются гвозди. Эти плашечки опять сушить. А когда из плашечек наколешь гвоздей, их можно досушить уже в печке, перед пламенем. И гвозди получаются крепче железных!

Но разве можно на этом заканчивать разговор о гвоздиках? Никак нельзя!.. И зря командир отделения не дал ему тогда высказаться полностью.

Словом, о многом может с понятием говорить Дмитрий Кедров. Взять хотя бы вопрос о зверях в Африке или о выращивании саженцев на Севере. А о самоходном комбайне или о «катюше», которая на его глазах стреляла такими снарядами, как гробы, или о том, как быстрее выбрать брод через речку… Да мало ли о чем может говорить Кедров?!