Следопыт Урала - [25]
«Исецкая провинция хлебом весьма благословенна и подает удобства для разведения садов. Что касается климата, то часть горная и лежащая по северному углу Миасса отличается здоровым воздухом, и люди проживают здесь до глубокой старости, так что столетие здесь далеко не редкость, а живет здесь в крепости один отставной солдат возраста 120 лет.
Желая как можно выгоднее воспользоваться временем, я разослал в разные стороны из Челябинска своих помощников. Зуева отправил в Березово исследовать Обь вплоть до Ледовитого океана, дав ему казака, чучельника и подробные наставления».
Отложив перо, Паллас отодвинул написанное в сторону и улыбнулся Амалии.
В ВОГУЛЬСКИХ ЛЕСАХ
Полная самостоятельность радовала и пугала Василия. Ему, как начальнику маленькой экспедиции, предстояло самому решать сложные вопросы. Хорошо было то, что в первое самостоятельное путешествие он шел не один, а со своими верными друзьями.
За Челябинском Зуев подумал о проводнике, таком, чтобы и на месте хорошо ориентировался и мог быть толмачом у манси или вогулов, как их еще называли русские. Как-то Василий сидел в ямской избе и вместе с Ксенофонтом рассматривал маршрут. Вошел Никифор.
— Василий Федорович, там до тебя человек.
— Кто таков?
— Землепроходцем назвался, в проводники ладится.
— Откуда он? Кто его тут знает? — вмешался в разговор Ксенофонт.
— Позвать? Сам и расскажет.
— Зови! — распорядился Василий.
В облаке пара, хлынувшем из сеней в избу, выросла квадратная фигура человека. Сняв лохматую, заячью шапку, он двухперстием старательно перекрестился на темный угол. После этого поклонился в сторону сидящих. Лицо у него было испорчено оспой.
— Здравы будьте!
— Что скажешь? — спросил Зуев.
— Проводника не занадобится?
— Знаешь ли места здешние?
— Почитай, все исходил. По-вогульски толмачить могу.
— Сам-то откуда?
— Дальний, из России. По Уралу давно ходим.
— Ладно, — решил Зуев, — пойдешь проводником. Харчи наши, полтина в месяц. Согласен?
— Мы в согласии.
— Иди в избу к ямщикам. С утра в дорогу. А звать-то как?
— Михайло, — и мужик, поклонившись, вышел.
— Зря ты, Федорович, с мужика бумагу не спросил, — недовольно сказал Никифор.
— А у кого тут бумага-то есть? — возразил ему Ксенофонт. — Тут, что ни человек, то беглый.
— Так-то оно так, да как бы не воровской какой варнак. Греха не оберешься...
— А что делать, Никифор? — ответил Василий. — Конечно, он беглый, да ведь в такой глуши не беглого не найдешь. Возьмем, глаз за ним, понятно, нужен. Поживем — увидим.
По гладкой, заснеженной дороге сани неслись под веселый перезвон ямщицких колокольчиков. В широкой кошеве, крытой кибиточно кожаным верхом, сидели Василий Зуев и Ксенофонт. Во второй, открытой кошевке с частью груза ехал Никифор. С остальной поклажей шли простые розвальни.
Все дальше и дальше на север. Все безлюднее становились места. Сосны уступили место мрачным елям. Русские селения исчезли совсем, лишь попадали стойбища манси. Искренний, простой народ пришелся Василию по душе. Жили они в лесу семьями или роднею. Промышляли охотой, главным образом, на лося. Ловили лосей в специальные ямы, стреляли с помощью настороженных луков.
На одной из остановок Василий решил поохотиться. Наутро в лес налегке вышло четверо: Василий, Никифор, Михаил и Наль — мальчик манси. Наль — по-русски стрела.
— Зачем нам мальчишка? — протестовал было Михаил. — Помеха одна.
— Не говори зря, — вступился за Наля Никифор, — лес он хорошо знает, на лыжах лучше нас бегает. Какая от него помеха?
Шли на коротких широких лыжах, подбитых снизу лосиным мехом, хорошо скользящим по снегу и сдерживающим лыжи при подъеме. К концам привязаны веревочки, чтоб управлять лыжами на поворотах. В первый день одолели около двадцати верст. Чуть стало смеркаться, остановились на ночлег.
Никифор и Михаил срубили две сухостойные сосны и положили их друг на друга, закрепив с боков кольями. Со стороны ветра натянули наклонно плотный полог. Между пологом и бревнами наслали елового лапника — получилась хорошая постель. У сухих бревен развели костер. От него загорелись и бревна. Горели ровно и жарко. Хотя за костром смотреть было не нужно, но решили ночью караулить по очереди. Первым дежурить остался Михаил, его должен сменить Никифор. Вскоре охотники спали. Костер горел хорошо, на еловом лапнике было тепло, мягко.
Никифор проснулся только под утро. Небо над головой уже побелело. Оглянулся недоуменно по сторонам, ища глазами проводника. Почему же он не разбудил на смену? Но у костра не было ни проводника, ни мальчика. Никифор, как подхлестнутый кнутом, вскочил и увидел, что нет обоих ружей и всех лыж.
— Варнак! — заскрежетал зубами Никифор и стал будить Василия. Со сна Зуев не сразу понял, что случилось. Наконец, дошло и до него. Наскоро собрались и кинулись по следу. Кто-то шел без лыж. По размеру следа решили, что Наль. Шагах в пятидесяти мальчика нашли прикрученного к дереву с тряпкой во рту. Да, проводник провел их крепко: бежал, захватив ружья, припасы, лыжи. Освободили от пут мальчика. Придя в себя, он торопливо рассказал о том, как, увидев уходящего в лес проводника, увязался за ним, но был схвачен.
