След зверя - [90]

В тысячный раз он читал трактат по астрономии Валломброзо, затем в тысячный раз стал изучать записи, сделанные им и Эсташем в толстом дневнике. И тогда одна деталь, почти незаметная, привлекла его внимание. Он подошел к стене, вверху которой были сделаны горизонтальные бойницы, чтобы воспользоваться светом, лившимся через них, и остолбенел.

Что это за маленькое чернильное пятнышко, напоминавшее след от испачканного пальца?

Позади него раздалось элегантное шуршание женского платья. На мгновение его сердце остановилось. Но это была не незнакомая женщина из церкви, из сна, а его тетушка. Леоне резко обернулся.

— Вы застали меня врасплох, тетушка. Смотрели ли вы этот дневник во время моего отсутствия?

— Вы прекрасно знаете, какой страх внушают мне эти иероглифы.

— Это не иероглифы, а тайные руны.

— Они запрещены Церковью.

— Как и много других вещей.

— Племянник мой, да вы богохульствуете?

— Богохульствуют, когда речь идет о Боге, а я предпочел бы умереть, нежели осмелиться на это. Как вы думаете, что с нами станет, если о наших поисках кто-нибудь узнает?

— Не знаю… Чистота наших поисков должна их убедить и удовлетворить.

— Правда?

— К чему такой сарказм, племянник мой?

Франческо посмотрел на нее, слегка наклонил голову и только потом ответил:

— Неужели вы верите, мадам, что те, кто обладает такой властью и таким богатством, позволят сердечной радости ускользнуть от них?

— Я по-прежнему надеюсь, что Свет придет сам, Франческо.

— Как я вам завидую.

— Франческо, Бенедикт умер ради этого Света… А сколько других до него… — напомнила она ему печальным тоном.

— Вы правы. Прошу простить меня.

— Вы прекрасно знаете, что я не способна на вас сердиться, дорогой мой.

Немного помолчав, Франческо спросил:

— Вы уверены, что мадам де Суарси родилась 25 декабря?

Аббатиса усмехнулась и заметила:

— Неужели вы считаете меня старухой, выжившей из ума, мой дражайший племянник? Я вам уже говорила и повторяю, что она родилась в Рождество. Речь идет об очень значимой дате, пусть изначально и языческой[109], и поэтому о ней часто упоминают… Я зашла, чтобы удостовериться, что с вами все в порядке. Но сейчас я должна вас покинуть… столько дел требуют моего внимания. До скорого, племянник мой.

— До встречи, тетушка.

Аббатиса ушла. Леоне просмотрел записи, которые Эсташ и он оставили на листах дневника. Вдруг его кровь заледенела. На какое-то мгновение у него так закружилась голова, что он потерял равновесие. Предпоследняя страница дневника была вырвана!

Мимолетная безумная паника помутила его рассудок. Кто-то читал дневник. Но кто? Франческо был уверен, что тетушка, как она ему и говорила, не открывала дневник за время его отсутствия. Кто же тогда? Другая сестра-монахиня? Никто не знал о существовании библиотеки.

Он ошибся. Инг, руна ошибки, означала не неверное толкование астральных тем, а его непростительную глупость.

Эти две последние, с виду чистые страницы были испещрены расчетами, диаграммами, Тайными комментариями. Знал ли об этом вор?

После приезда Никола Флорена Элевсия де Бофор заставляла себя заниматься повседневной работой. Она была уверена, что ее прилежание вернет ее духовным дочерям спокойствие. Не будь этой воли продолжать жить так, как если бы ничего не произошло, она заперлась бы в своих покоях и возненавидела бы себя за нехватку смелости.

Аббатиса не спеша шла к парильне, когда ее внимание привлекли два близко стоявших друг к другу силуэта. Толком не понимая, чем была вызвана ее реакция, аббатиса прижалась к стене, спрятавшись за одним из пилястров, поддерживавших свод, и стала внимательно наблюдать за сценой, происходившей метрах в двадцати от нее. Ее сердце было готово выпрыгнуть из груди. Она закрыла рот рукой, уверенная, что ее учащенное дыхание было слышно в другом конце аббатства.

Флорен. Флорен наклонился к одной из сестер и что-то шептал ей на ухо. Спина инквизитора скрывала лицо монахини, которая слушала его. Прошло несколько секунд, столь нескончаемых, что они показались ей вечностью. Наконец два силуэта расстались, и инквизитор быстрым шагом направился в сворачивавший вправо коридор, который вел в зал, где хранились святые мощи.

Монахиня, с которой он разговаривал, стояла неподвижно несколько секунд, словно колебалась. Затем она, видимо, приняла решение и вышла в сад.

Эмма де Патю, учившая детей.

Особняк Эстувиль, улица Ла-Арп, Париж, август 1304 года

Эскив д’Эстувиль отложила феникса, которого она начала вышивать несколько месяцев назад. Льняное полотно немного обтрепалось, испорченное неумелыми стежками, которые ей слишком часто приходилось переделывать. Вышивание всегда утомляло Эскив, зато оно соответствовало правилам хорошего тона.

Молоденькая женщина вздохнула, и ее очаровательное личико исказилось от отчаяния. Какое бесконечное ожидание! Она с нетерпением ждала встречи со своим прекрасным архангелом-госпитальером. К ее раздражению примешивалось странное наслаждение. Каждый день немного страдать ради него, того, на чью долю вскоре выпадет столько страданий… Он не знал о них, она была в этом уверена.

Когда наконец она увидит его, когда она позволит себе это?