След Золотого Руна - [7]

Давний приятель Резанова Платон Зубов становится главным фаворитом стареющей императрицы и высвобождает друга из ссылки. Николай становится начальником канцелярии президента Адмиралтейств-коллегии. Получив, по всей видимости, на этой должности некие сведения о деятельности Шелихова, он через Зубова добивается создания специальной ревизионной комиссии по делам РАК с собой во главе. Резанов безотлагательно отправляется в Иркутск, где и женится на пятнадцатилетней дочери и наследнице Шелихова Анне. Что характерно, деятельность ревизионной комиссии оканчивается ничем, а новообретённый свёкр Резанова скоропостижно умирает, делая того сказочно богатым.

Пока происходят эти события, умирает Екатерина II, и на престол вступает Павел I, который ласково принимает возвращающегося из Сибири Резанова, утверждает его во главе РАК и даёт должность статс-секретаря Сената. Более того, вечно нуждающийся в деньгах Павел становится крупнейшим акционером РАК и обеспечивает компании государственную поддержку. Резанов назначается первым официальным послом Империи в Японию, добиваясь, попутно, снаряжения первой же кругосветной экспедиции, которая должна доставить в колонию припасы. С той же целью он вербует в Петербурге молодых морских офицеров Хвостова и Давыдова, которые отправляются сушей на Камчатку и организуют постоянное её сообщение с Новоархангельском. А вот далее в жизни Резанова наступает последняя чёрная полоса.

Посольство терпит сокрушительную неудачу в Японии, а Резанов так и не возвращается домой. Более того, губернатор Охотска совершенно без оснований сажает в тюрьму возвращающихся из успешного похода, в котором они наголову разгромили начавших было оккупировать Сахалин и Курилы японцев, Хвостова с Давыдовым. Тем удаётся бежать, добраться до Петербурга, но… их тут же отправляют на войну, где используют на наиболее опасных участках фронта. Избегнув почти верной гибели на войне, оба офицера гибнут при весьма загадочных обстоятельствах.

Внимание следователя привлекло последнее письмо Резанова Императору Александру: «Усиля американские заведения и выстроя суда можем и японцев принудить к открытию торга, которого народ весьма сильно желает у них. Я не думаю, чтоб Ваше Величество вменили мне в преступление, когда имев теперь достойных сотрудников, каковы Хвостов и Давыдов, с помощью которых, выстроя суда, пущусь на будущий год к берегам японским разорить на Матсмае селение их, вытеснить их из Сахалина и разнести по берегам страх… А между тем, услышал я, что они и на Урупе осмелились уже учредить факторию. Воля Ваша, Всемилостивейший Государь, со мною, накажите меня как преступника, что не сождав повеления приступаю я к делу; но меня ещё совесть более упрекать будет ежели пропущу я понапрасну время и не пожертвую славе Твоей, а особливо когда вижу, что могу споспешествовать исполнению великих Вашего Императорского Величества намерений». Прилагаемый к документам полицейский акт опроса свидетелей кончины Резанова гласил, что последними словами умиравшего были: «слон, слон, слон…»

Все эти события происходят буквально накануне вторжения Наполеона, и на несколько лет всем становится не до того, но в 1813году, когда война ещё вовсю бушует, РАК направляет секретную экспедицию в колонию. Возвращение экспедиции знаменуется громким скандалом – руководство РАК пытается привлечь к суду капитана, без разрешения продавшего часть груза. Явно нелогичные действия хозяев РАК, получивших огромные барыши от торговой инициативы капитана, вызвали в обществе недоумение и презрение к «ограниченным барыгам». Интересно, что «ограниченные барыги», в конце концов, нашли с капитаном общий язык и настояли, чтобы в новое плавание, на этот раз непременно на военном корабле, пошёл именно он – капитан Лазарев.

Вот только управляющий компании в Ситхе Баранов загадочно умер, так и не дождавшись встречи со старым знакомым. Во всём этом деле было слишком много смертей, случившихся в чересчур подходящее время. Чувствовалась за событиями чья то умная, безжалостная рука.

8

По прибытию в Москву графу Бенкендорфу пришлось задержаться в древней столице, чтобы решить ряд неотложных дел, но уже спустя три дня, ранним октябрьским утром, дрожки везли всесильного главу тайной полиции к Калуге.

В усадьбе Якова Уновского графа не ждали, и это было хорошо. Встреча с вернувшимся к обеду бывшим лейтенантом оказалась на редкость продуктивной. На того оказалось достаточным совсем немного надавить, чтобы он рассказал всё. Всё, что он знал: и про конфликт с усопшим Барановым, и про свою роль в организации бегства из колонии, и про то, как по прибытии на родину к нему подошли серьёзные люди с советом не распространяться о минувшем рейсе. Рассказал Яков и о том, как его подстерегли, когда он возвращался с квартиры «одной особы». В тот раз ему доходчиво, с помощью подручных средств в виде дубинок объяснили, что рекомендации «искренних благожелателей» стоит выполнять даже выпив. И куда лучше засунуть язык поглубже в задний проход, чем получить его же замаринованным ко дню рождения.

После явно выраженного со стороны Бенкендорфа сочувствия, дополненного, однако, некоторыми подробностями того, как подобные проблемы улаживаются в «цивилизованном» обществе, а не «этой деревенщиной» Яков нервно выпил стакан заботливо налитого коньяка и продолжил свою повесть.