След в прошлом - [62]

— Хорошо, что хоть про нашу «маленькую чекистскую операцию» он не в курсе, а то, наверное, разжаловал бы и тебя и меня и отправил стрелками на фронт, — мрачно пошутил в ответ Максим.

— Давай, Макс, не будем о грустном. Что новенького вам сказали в Душанбе?

— Сообщили важную новость…

— Какую?

— Отныне все наши усилия мы будем направлять на достижения перемирия с душманами.

— Ни чего себе. Это как понимать?

— Похоже, Саня, на то, что будем сворачиваться и чтобы не терять понапрасну людей, будем стремиться к миру.

Саня на какое-то мгновение задумался. Новость, которую он услышал из уст Максима, шокировала его. Он понимал, что военной победы в Афганистане им не достичь в ближайшем будущем, а воевать всё время — это глупо.

Тем не менее где-то глубоко внутри его жило несогласие. А для чего тогда все эти людские потери? Что они дали нашей стране, кроме невосполнимого горя, поломанных судеб и пролитых близкими слёз?

— Знаешь, Макс, что мне хочется сейчас сделать?

— Что?

— Протянуть с нежным украинским акцентом: «Су-у-у-ки!». — Так делал мой погибший боевой друг Андрей Максименко. — Скоро с теми, кого мы с тобой гоняли, сядем за стол переговоров, — с досадой сказал Саня.

— Похоже, что так и будет, — согласился с ним Максим.

Тогда ведя этот диалог, друзья ещё не знали, что уже скоро судьба уготовит им такую возможность убедиться самим в том, насколько они были правы.

— Ты где будешь работать эту неделю? — спросил его Саня.

— На участке третьей ММГ в Карабаге… Звони, если что…

Саня позвонил лишь через месяц. Голос его был явно встревоженный.

— Максим, свяжись с нашими коллегами из Особого отдела армии, тебе это сделать сподручнее. Попроси их разобраться, почему штурмовая авиация 40-й армии отбомбила наш опорный пункт на горе Дашак, а ещё опорный пункт резервной ММГ в Чакаве?

Максим знал, что армия начала масштабную войсковую операцию по взятию укрепрайона известного лидера оппозиции Турана Исмаил-Хана в районе Кокари-Шаршари на Иранской границе, в которой также участвовали спецподразделениями Тахта-Базарского пограничного отряда.

— Хорошо, Саня, я свяжусь с ними сейчас же…

Армейские коллеги установили, что причиной всему явилось плохое взаимодействие между оперативными группами армии и погранвойск.

— Максим Александрович, ты не поверишь, но на рабочих картах наших отцов-командиров даже не указаны места дислокации ваших подразделений. Они удивлены, что вы есть, — сообщил ему коллега из Особого отдела 40-й Армии.

— Всё понятно, мы, как всегда, перешифровались, нас ведь официально нет в Афгане, мы даже форму носим вашу…

Поблагодарив коллегу за проявленную оперативность, Максим позвонил Чеснокову в Душанбе, а затем рассказал, в чём там было дело Сане.

Саня долго ругался грязными словами, а потом изрёк: «Как это всё на нашего брата похоже. Левая рука не знает, что делает правая».

Вскоре укрепрайон в Кокари-Шаршари был взят. Банда моджахедов была разбита. А сам Исмаил-Хан ушёл в Иран.

Саня взял неделю заслуженного отпуска, которую решил провести с семьёй в Ашхабаде.

После разгрома Турана начался процесс перемирия с душманами. Одним из первых для перемирия созрел главарь банды по имени Хаджи Халил, с которым пограничники отряда воевали десятки раз.

На встречу с Халилом Максим поехал с Саней, который вышел из отпуска и выступал главным подписантом с российской стороны.

К месту переговоров Халил приехал в сопровождении нескольких десятков душманов. Половина духов была на мотоциклах, другая её часть была на лошадях, сам Халил и его телохранители приехали на двух джипах.

— Их не менее восьмидесяти… — заметил Саня. — Что-то мне это не нравится, какое-то нехорошее у меня предчувствие…

В дом для переговоров Халил вошёл с переводчиком и личным телохранителем — бородатым, двухметрового роста басмачом, на котором, как игрушки болтались маузер, УЗИ, и пара гранат иранского производства.

Халил начал что-то говорить и Максим понял, что он не понимает о чём идёт речь, так как разговор шёл на языке иранских белуджей.

— Саня, я не знаю этот язык.

— Что будем делать? — вопрошает тот.

— Не беспокойтесь, рафик Искандер, я хорошо знаю русский язык, — сказал переводчик Халила.

Приступили к переговорам. Согласие достигли быстро, и договор о перемирии был незамедлительно подписан обеими сторонами.

— Я тебя знаю, — неожиданно заговорил телохранитель на языке фарси и показал пальцем на Саню.

— Он говорит, Саня, что знает тебя, — перевёл ему Максим.

— Спроси его, откуда он меня знает? Я его впервые вижу.

Максим задал ему вопрос.

— Я его видел в Шах-Мудхане, — ответил громила. — Тогда мы отстреливались. Нас было четверо. Потом этот бросил в блиндаж гранату. Мы выскочили и скатились к реке Герируд…

— Спроси, Максим, у него, почему он, воин — аллаха, побежал как заяц, а не убил неверного?

— Если Аллах дал мне один патрон, то я убил бы тебя, — ответил тот.

Максим перевёл сказанное им Сане. У того на скулах заиграли желваки.

— Скажи Халилу, — обратился он к переводчику, — что мы подписали договор о ненападении и перемирии и я не хочу видеть здесь агрессивного человека.

Хаджи Халил выслушал своего переводчика и отдал ему команду на своём языке.