След торпеды - [35]

Капитан взглянул на Колосова:

— Лодка?

Боцман как-то неуклюже переступил с ноги на ногу.

— Это я, значит, видел? — с ухмылкой спросил он. — Нет уж, товарищ старший помощник, галлюцинацией не страдаю. Чайку видел, как она от света луча испуганно вспорхнула и улетела в темноту. А перископ не видел. А какой он, перископ?..

Слушая разговор капитана с боцманом, Кольцов угрюмо глядел на черное взлохмаченное море. Судно рыскало, подскакивало на волнах, как на ухабах, но Сергей крепко держал руль. Когда боцман умолк, он, сделав серьезное лицо, сказал, что старпому просто померещилось. Никакого перископа не было.

Боцман в душе поблагодарил Кольцова за поддержку, однако вслух высказал такую мысль: старпом излишне напрягает зрение, вот ему и почудился перископ подводной лодки.

— Вот-вот, — поддакнул Петр Кузьмич, — так и есть — чайка. А вы тут раздули из мухи слона. Кто станет рисковать в этих местах, где грунт скалистый, подводные камни да рифы? Не думаю, что командиру лодки надоело жить, будь он нашим или чужим. Не думаю, Василий Ильич. Мура, а не перископ. Вам и вправду померещилось.

— Возможно, — угрюмо отозвался старпом.

Траулер легко ошвартовался у причала, хотя ветер нагонял гривастые волны. Над бухтой опустилась ночь. Темная и беззвездная. То там, то здесь холодно мерцали огоньки сейнеров. Петр Кузьмич побывал у дежурного по порту, отчитался за рейс и лишь тогда засобирался на берег. Он неотступно размышлял о том, приедет ли в субботу Степан. А может, он уже дома? Петр Кузьмич вышел на палубу. У трапа кто-то курил, похоже боцман. Капитан подозвал его к себе, строго предупредил:

— Вам быть на судне, пока я не приду.

— Ясно! — по-военному откозырял боцман и тут же спросил, когда капитан вернется. Ах, завтра утром! Что ж, боцман домой не торопится, там его никто не ждет. Разве что к Лене забежать да окно застеклить. Это можно сделать и завтра.

— Глядите тут в оба! — предупредил капитан. — Да, а где рулевой Кольцов? На берегу? А кто ему разрешил? Вы, да? Ах, деньги матери пошел отправить. Ну-ну… — Капица подал боцману руку: — До завтра!

Петр Кузьмич торопливо зашагал вдоль берега, у штабелей из бревен он свернул налево и поднялся на сопку. Глядя ему вслед, боцман думал: «Эх, и не везет тебе, капитан! Ох, как не везет! Ты еще ничего не знаешь, но скоро, уже скоро узнаешь, как я тебя люблю. Просто жить без тебя не могу. И все же в очередной рейс я с тобой не пойду. Нет, капитан, не пойду. Но я тебе благодарен, что приютил меня на траулере…»

Чьи-то шаги раздались за спиной. Колосов обернулся. Это была Лена. Она тоже сходила на берег.

— Может, и меня с собой возьмешь? — спросил лукаво боцман.

— Потом, когда мама приедет…

…Кольцов вернулся на судно поздно вечером. Боцман встретил его сердито.

— Мне тут за тебя капитан чуть не всыпал. Говорит, курсанта на берег не пускать, пусть изучает штурманское дело. Но я за тебя заступился, — пожаловался он и завел Кольцова к себе в каюту. — Ты знаешь, беда у меня, Сережка. Такая беда, что стыдно признаться. Понимаешь, вчера на острове я резал березняк с Леной и потерял паспорт. Видно, платок вытаскивал и потерял. Вот думаю: когда лучше сходить туда? Катер у меня свой…

— Сейчас на острове темно. Лучше идти на рассвете.

— Верно! — обрадовался боцман. — Надо мне вернуться к завтраку, пока капитан на берегу. Только прошу тебя, Сергей, ему ни слова. Уберешь тут палубу, воду с берега подключишь. Добро?

Кольцов долго молчал, о чем-то размышляя, и наконец согласился:

— Давайте на рассвете… Завтра у меня свидание с девушкой. Пригласила на день рождения, а в моем кармане — шестнадцать баллов.

Боцман полез в карман.

— Тридцатка, хватит?

Сергей торопливо взял деньги.

— Спасибо. Вы… вы как родной отец…

— Не люблю сладких слов. Не люблю… — Колосов говорил с курсантом и глядел в иллюминатор, в сторону острова. Он уже видел себя там, входящим в пещеру.

7

Аким Рубцов проснулся глубокой ночью. Ему показалось, что кто-то постучался в окно. И хотя на дворе шел проливной дождь, Аким отчетливо услышал этот стук. Он привстал на кровати, потянулся было рукой к выключателю, но тут же раздумал. Кто пришел к нему в такой поздний час? Аким прислушался. Дождь бил в окно тугими струями. «Вот дьявол, неужто почудилось?»

Аким поднялся с кровати и приник к окну. Темень во дворе — хоть глаз выколи. Ни души. Видно, почудилось ему. Вчера в полдень, когда Аким возвращался с поля домой, над Зорянкой висело уставшее солнце. Вода в реке отливала позолотой. И такая стояла теплынь, что Акиму захотелось искупаться. Он выбрал себе местечко поближе к камышу, где не купались мальчишки, разделся до трусов и вошел в воду. Вот так же с сыном он не раз купался в Зорянке. Любил он сына своего Петра молча и крепко. Не проходило и дня, чтобы Аким не думал о нем. Думая о сыне, он вспоминал свою службу на кораблях военного флота, как он, мичман Рубцов, раненный, добрался до берега, а потом его подобрали матросы с торпедного катера. Не забыл Аким, как лежал в военном госпитале, как приезжала к нему Настя. Увидела его в бинтах да худого, заплакала: «Акимушка, родной мой…»