След торпеды - [117]

Максим долго молчал, сидя у окна. А потом сказал:

— Знаешь, я часто вспоминаю Аню. Где она, что с ней? Ведь я тогда был не прав. Ты не видел ее больше? Меня все еще терзает совесть… Так хочется видеть ее! Вот как тебя. Долгое время разыскивал ее, но, может, ты слыхал о ней что-нибудь? Ну, не молчи, Феликс, слышишь? Я не могу видеть твое каменное лицо. И не уеду отсюда, пока не узнаю, где Аня. Я больше не могу так жить… Мне надо узнать, где Аня.

Громов встал, подошел к окну. Глядя куда-то в темноту, он негромко сказал:

— Я видел Аню… Совсем недавно… — И запнулся, не зная, что делать дальше: молчать или выкладывать все, как есть.

— Где видел? — Максим схватил его за локоть и так сжал, что Громову стало больно.

— Аня… Анюта моя жена… — глухо выдавил он.

Максим посмотрел на Громова. Но это было чужое, горькое лицо. В голосе — что-то печальное, и Максим невольно отступил назад. Он вдруг сник и, шаркая протезом, подошел к дивану, сел.

— Вот не знал… — Он хотел еще что-то сказать, но не решился, потому что Громов смотрел ему прямо в лицо.

— Так знай! — грубо сказал Громов. — Я не украл ее у тебя. Она сама… Ты не пустил ее в палату. Она плакала… И даже когда ты уехал, она пыталась найти тебя. Но… — и Громов развел руками. — Я не мог упустить такую девушку. Женился на ней. Что я могу сделать для тебя, Максим?

— Ты и так много сделал, — грубо ответил друг.

— Пойдем ко мне в гости? Анюта будет рада. Я знаю, она будет очень рада. Ну, чего ждешь?

Максим встал, подошел к Громову.

— Она будет рада, да? — зло спросил он, дыхнув Громову в лицо. — А я буду рад? Вот оно что, дружок. Обо мне ты не подумал.

Громов потупил глаза.

— Ты извини, Максим, не мог же я так сразу все открыть, — начал было он, но тот слушать его не стал.

— Мне пора на поезд, — сухо сказал Максим. — Если у тебя есть ко мне хоть капля тепла, выручи…

— Что надо? — обрадовался Громов. Ему не хотелось, чтобы друг уехал обиженным.

— Я поеду через Москву. Позвони каперангу Егорову, чтобы принял меня. Хочу видеть своего бывшего командира. Может, больше и повидать не удастся. А ты… ты не сердись, Феликс. Анне обо мне — ни слова. Очень прошу. Даешь слово?

— Добро…

23

Капитан 1-го ранга Громов сидел в комнате дежурного по бригаде. После ужина он собирался на «Беркут». Но тут позвонил из Москвы Егоров и спросил, как дела на море. Громов доложил, что пока все спокойно, корабли в дозоре.

— Сам что делаешь? — звучал в трубке голос Егорова. — Ах, на «Беркут» собрался. Побудь пока на месте. К вам должны пожаловать «гости». Я вот тоже сижу как на иголках. Гляди там в оба! Добро?

«Я бы охотно ушел в море, но вынужден сидеть на берегу, слушать, как шипит вода у камней, и ждать, — в сердцах размышлял Громов. — Ждать, когда наконец появится сейнер. Появится ли он?..»

В первом часу ночи снова позвонил Егоров. Спросил:

— Как дела?

— Пока «рыбаков» не видно, — ответил комбриг.

— По нашим данным, «рыбаки» вот-вот появятся, — раздавался в трубке далекий и глухой голос капитана 1-го ранга. — Корабли на местах?

— Все как один.

— И «Алмаз»?

— Он ушел раньше других. Я бы мог не посылать Маркова, но он хочет еще раз проверить судно, если рыжий капитан вновь нарушит наши территориальные воды. А в том, что нарушит, я не сомневаюсь.

— Понял тебя, Громов. Гляди там в оба!..

Над бухтой висела черная, зыбкая ночь. С залива порывами дул ветер, море гулко накатывалось на берег. Там, за узкой полоской каменистого берега, несли дозорную службу пограничные корабли. Не раз вот так, проводив командиров в дозор, Громов не находил себе места — как там на кораблях? Почему-то больше других его волновал «Алмаз». Не потому, что комбриг сомневался в Маркове, нет, ему он верил; настораживало другое: если появятся «рыбаки», сможет ли Марков разгадать хитрости рыжего капитана? «Все чисто у честных людей», — почему-то пришли ему на память слова начальника политотдела, сказанные им в беседе с Громовым. Да, Марков — честный человек. И в помыслах своих, и в поступках. Иначе и быть не может — тот, кто к себе взыскателен, не кривит душой. Недавно на партийном собрании Марков хорошо сказал: «Море без каждого из нас обойтись может. Но сможем ли мы обойтись без моря, если свою жизнь посвятили охране морской границы? Я могу смело утверждать — не сможем мы обойтись без моря! Приходилось мне встречать моряков, которые считали, что если на море есть отливы, то могут они быть и в жизни. Нет, я не согласен! Если у тебя в службе появились не приливы, а отливы — уходи с корабля! Значит, корабль для тебя стал мертвым, вроде куска железа». И все же как там, в дозоре? Громова так и не покинуло чувство настороженности. Это заметил и дежурный по бригаде. Он предложил комбригу связаться по радио с командиром «Алмаза». Громов сердито отозвался, мол, пока на связь не выходить, надо подождать, о чем доложит Марков. Он так сказал, хотя нет-нет да и порывался вызвать «Алмаз». Громов вдруг подумал о том, все ли он сделал? Развернул командный пункт штаба бригады, в нем самые опытные офицеры, флагманские специалисты, и, естественно, их тоже волнует обстановка в дозоре. Когда прозвучал сигнал боевой тревоги, то раньше всех в штаб прибыл флагманский штурман — коренастый, сероглазый и усатый капитан 2-го ранга. Еще до выхода «Алмаза» в дозор он сделал расчеты на поиск, на блокировку района. Сейчас на командном пункте штаба он вел прокладку курса сторожевого корабля. Начальник штаба, человек весьма строгих правил, то и дело глядел на карту, где нанесена обстановка, регулярно докладывал о ней комбригу, и если у Громова возникали какие-либо вопросы, начштаба их тут же разрешал.