След солдата - [22]

Шрифт
Интервал

Однажды после нескольких таких вылазок Нян сказал, что хорошо было бы взять в помощники кого-нибудь из местных жителей, знавших окрестности как свои пять пальцев, и Лыонг вспомнил о Фанге.

В памяти сразу возник образ этого высокого, широкоплечего старика с прочно посаженной головой, могучей грудью и косолапящей походкой. Его внушительная сутуловатая фигура, облаченная в войлочную куртку, с охотничьим ружьем на плече, невольно внушала робость всем, кто встречался с ним в джунглях.

Со времени их знакомства минуло уже три года, и ровно месяц промелькнул с тех пор, как Лыонг встретил Сием у складов. И вот теперь Лыонг увидел пепелище, оставшееся от Тая. Он постоял перед некогда просторным домом старого Фанга, на месте которого теперь торчали обуглившиеся, а раньше мощно подпиравшие его сваи. Полуобгоревшая коробка соседнего дома осела наземь, и пушистые рыжие белки деятельно сновали в поисках завалявшихся крошек среди рухнувших деревянных стен кухни. Жители деревни переселились в густые джунгли на высоких скалистых вершинах, поставив там хибарки на сваях. С наблюдательного пункта на Коане селение не просматривалось; виднелась лишь густо-зеленая тонкая полоска, изредка проглядывавшая сквозь плотную пелену тумана.

Фанг и его невестка жили в маленьком, собранном из бамбука домике на сваях, тесном и темном, задней стеной притулившемся к голой скале. Кое-как прилаженная тростниковая лестница, тонкие, ненадежные опорные столбы, поднимавшие хибарку над землей на незначительную высоту, - вся убогость постройки свидетельствовала о том, что старик, рачительный хозяин, всегда любовно заботившийся о доме, теперь махнул на все рукой. Лыонг, поднимаясь к домику по пологим камням и оглядев это жалкое строение, почувствовал к старику глубокое сострадание. Старик все отдал, чтобы поставить на ноги единственного сына, сделать его человеком, а сын ушел к врагам. Зачем теперь старику дом?…

Много пережил старик из-за измены сына, но не очерствел сердцем. Фанг очень любил зверей, и теперь, как и когда-то в Тае, у него жили, несмотря на тесноту, диковинные зверушки: две голубые толстушки лори, полосатая летяга со складкой кожи, которая проходила вдоль брюшка между передними и задними лапами и распускалась веером, позволяя этой зверушке летать, и четыре малайских медвежонка, которым старик устроил логово внизу под домом. Медвежата, еще совсем крошечные, полуслепые, но уже страшно прожорливые, упорно тыкались мордочками в бамбуковую поилку с кумысом у лестницы, толкались, лезли друг на друга, так что самый проказливый в конце концов свалился прямо в кумыс.

Фанга дома не оказалось. Сием в одиночестве сидела у очага и перебирала в корзине золотистые зерна падди. Она заметила Лыонга еще с лестницы, подняв голову на звук его шагов. Она узнала его, и во взгляде ее промелькнуло нечто, похожее на радостное удивление. При виде холодного очага и сумрака в доме Лыонгу стало как-то не по себе. Сием разожгла огонь. Лыонгу она показалась моложе и красивее, чем месяц назад при встрече у складов. Она снова стала той Сием, какой он ее запомнил когда-то. Лыонг не мог понять, почему она так холодна и негостеприимна: разожгла огонь и снова склонилась над корзинкой с падди, замкнутая, отчужденная, настороженная лесная отшельница.

- Сием, где старик? - спросил Лыонг, чтобы как-то нарушить затянувшееся молчание.

- Отец в поле, скоро вернется.

- Сием, - не отставал Лыонг, - я шел через Тай, там все сгорело… Жалко, красивый был у вас дом!

- А мне не жалко.

- Как не жалко?!

В этот момент от тяжелых шагов по лестнице ходуном заходил дом - это вернулся старик. Хибара показалась еще теснее и ниже: старик макушкой упирался в потолок. Обрадованный, он крепко сжал руку Лыонга чуть повыше локтя и по-стариковски, почти вплотную приблизил к нему свое лицо.

- Сием рассказывала, что встретила тебя у складов. Мне просто не верится, что ты к нам вернулся! - Наклонившись, он поднял за загривок обжору медвежонка и взял его на руки. - А я ходил рис теребить. Куда ни глянешь, одни сожженные деревни и заброшенные поля. Сколько мы от американца натерпелись! Гонят всех в «стратегические» деревни. Пойдешь - дадут и рис, и ружье, а нет - пощады не жди, лучше сразу забивайся в скалы и живи голодным и нищим. Но сердце горцев предано Хо Ши Мину. Горцы Хо Ши Мина не забыли, поэтому для нас праздник, когда вы здесь появляетесь.

- Люди не интересуются, зачем мы здесь?

- Видят, что вы пришли, и рады!

- А чему именно рады?

- Друг другу шепчут: мол, бойцы пришли, американца разобьют, народ освободят; значит, не сегодня-завтра можно будет в деревню вернуться, дома поставить и поля засеять. Я сказал нашим, - старик развел руки с растопыренными пальцами, - потерпите, ешьте кукурузу и клубни, а зерно, которое с солдатских складов дают, не трогайте, берегите. Освободят деревню - сразу рис посеем.

Старик предложил Лыонгу выпить вина, и тот, уступив, пригубил немного. Закусив кусочком темного сушеного мяса косули, Лыонг решил, что пора рассказать о цели своего прихода. Услышав, что военные нуждаются в его помощи, Фанг пристально взглянул на Лыонга и, залпом выпив свое вино, спросил:


Еще от автора Нгуен Минь Тяу
Выжженный край

Эти романы, написанные один в 1955, другой в 1977 г., объединяет тема борьбы вьетнамского народа против иноземных захватчиков. Оба произведения отличает не просто показ народного героизма и самопожертвования, но и глубокое проникновение в судьбы людей, их сложные, меняющиеся в годину испытаний характеры.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.