След Сокола - [55]

– А что скажет нам владетельный представитель той части нашей страны, о которой идет речь? – повернулся король к эделингу Кнесслеру.

– Только одно, ваше величество… Только одно… Война в Саксонии одинаково утомила и франков и саксов. – Кнесслер ответил убежденно и твердо и посмотрел при этом на короля так же, как говорил.

Карл любил, когда собеседник ведет себя так.

– Так что же тогда требуется для установления устойчивого мира? – попросил он уточнения.

– Только добрая воля с двух сторон, государь. Только добрая воля…

– То есть, – возмущенно фыркнул Бернар и вскочил со своего низкого кресла, – вы хотите сказать, что король-победитель должен поклониться побежденному им народу. Я вас правильно понял, мессир Кнесслер? Тогда от имени короля любезно благодарю вас за оскорбление!

– Вы, ваше высочество, извращаете мою мысль, – совсем не смутившись агрессивных слов королевского дядюшки, ответил эделинг. – Я хотел сказать только то, что сказал. И могу добавить лишь одно – для установления мира следует сделать два одновременных шага навстречу друг другу. И протянуть руки для рукопожатия…

– Кому, простите, милейший, мою несообразительность, может пожать руку монарх великого королевства? Есть здесь, в вашей стране, кто-то равный ему?

Бернар откровенно отстаивал интересы военной партии, и это видели все. Вне войны, без нее, все влияние монсеньора Бернара сводилось к нулю, и потому он всячески противился устойчивому миру.

– Рукопожатие короля, – стоял на своем сакс, – может быть монаршей милостью и не обязательно должно означать рукопожатие равных сторон. Я думаю, все эделинги в нашей стране понимают, что равными королю они быть не могут. А если Карл Каролинг протянет им руку, они почтут это за честь для себя.

– Я полностью согласен с уважаемым эделингом, – сказал Алкуин.

– Я тоже вижу единственную возможность для установления прочного мира в одновременном шаге навстречу друг другу, – присоединился к ученому майордом дю Ратье.

– Это пустые разговоры! – Бернар почувствовал, что король сам думает о мире, и потому забеспокоился. – Сколько бы мы ни говорили о меде, во рту от этого слаще не станет. Как вы это представляете на практике? Я лично не вижу ни одного хода, который не уронил бы достоинства моего короля и дал бы положительный результат.

– Есть старинная латинская мудрость, – изрек Кнесслер. – Только сильный имеет право прощать. Латиняне были очень мудрым народом, иначе они не смогли бы на протяжении многих веков держать под своим управлением большую часть европейского, африканского и азиатского развитого мира. Я хочу вслед за латинянами сказать, что если на уступки идет слабая сторона, ее обвинят в трусости. Если это делает сторона сильная – это будет проявлением доброй воли и именно утверждением силы.

– Практически! Практически! – раздраженно повторил Бернар.

– Да, – согласился и Карл. – Практическое решение вопроса волнует меня больше всего. Я даже имею на этот счет свои соображения, но сначала хотел бы услышать ваше мнение. Нельзя ли использовать с толком предстоящий большой праздник?

– Не только можно, ваше величество, но и необходимо, – Алкуин поднял свою навощенную дощечку и потряс ею, как обвинитель в суде потрясает доказательствами. – Я тут изложил кое-какие практические мероприятия и прошу моего короля рассмотреть их.

– Прочитай, мой друг… – кивнул Карл.

Алкуин встал, чтобы привлечь к своим словам больше внимания.

– Я предлагаю устроить турнир так, чтобы одновременно с зачинщиками со стороны короля были выставлены еще и зачинщики из других народов. Скажем, мессир Кнесслер сам пожелает принять участие в турнире и пригласит других знаменитых и славных сакских рыцарей. Скрестить оружие на турнире – вовсе не то же самое, что скрестить оружие на поле боя. Турнир – праздник. А праздник в благородных сердцах никогда не порождает вражды. Я бы даже предложил расширить границы нынешнего мероприятия. Мы можем пригласить сюда же князя вагров Бравлина и князя бодричей Годослава. А чтобы это не выглядело нарочито, в число зачинщиков обязательно следует включить и прибывшего вместе с графом Оливье сарацинского рыцаря Салаха ад-Харума. Весьма хорошо бы смотрелось присутствие датских рыцарей. Они славные воины и придадут интерес зрелищу.

– Я, кажется, предвидел такие пожелания со стороны моего ученого друга и сам уже утром послал герольдов к бодричам, к лютичам и к ваграм, – сказал Карл. – Думаю, они уже прибыли на места. По крайней мере, до Старгорода-то и до Рарога уж точно доскакали. Надеюсь, что владетельные князья, несмотря на некоторую натянутость наших отношений, пожалуют на большой праздник, забыв о прошлом непонимании, и с надеждой на будущее понимание. Я хотел бы познакомиться с ними лично. Хотя с Бравлином уже заочно знаком по трем битвам, если можно назвать знакомством разглядывание друг друга через ратное поле и угадывание характера противника посредством действий его войск. И вижу в князе достойного, умного и отважного противника. Против Годослава не однажды воевали мои бароны, и он не показался им агнцем для заклания. Лютичи уже много лет воюют с Годославом, и ни одна сторона не может добиться значительного преимущества. Значит, и лютичи отменные воины. Хотя они могут к турниру и не успеть, до их столицы далековато… А если успеют, тем лучше… Нам будет на кого посмотреть, если славяне примут наше приглашение. Что же касается датчан, то здесь вопрос обстоит сложнее. Наши взаимоотношения с царственной особой Готфрида Датского довольно странные, и мое приглашение данам выглядело бы, мне кажется, слегка нелепым. Но не могу же я пригласить датских рыцарей, не поставив об этом в известность их короля… Если они сами каким-то образом узнают о турнире и решатся пересечь границу, я буду рад видеть их в числе участников. Такое усиление состава будет только украшать наш праздник. Впрочем, я рано взял инициативу на себя. Продолжай, Алкуин…