След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий - [9]

Здравень, наконец-то, выбрался из саней. Пару раз сердито топнул ногами, словно прогоняя из тела скопившийся там мороз. И только после этого поднял голову, чтобы цепким своим взглядом рассмотреть Гостомысла и сопровождающих его воеводу Первонега, которого слегка знал в лицо, и прибывшего вместе с ними неизвестного немолодого, хотя и не сказать, что старого человека в таком же багряном плаще, какой был на Здравене. Обычно багряные плащи носили князья, реже – княжичи, и совсем редко – самые заслуженные воеводы, которых, порой, князья награждали своим плащом за особые заслуги[16]. Определить, кто перед ним, князь или воевода, Здравень не смог. На воев охраны он вообще внимания не обратил. Точно такие же вои, как в его охране. Только, может быть, помоложе. Но таких Гостомысл сам себе, видимо, подбирал – по своему возрасту. Тогда как Здравеня охраняли надежные и проверенные во многих сечах варяги, умудренные боевым опытом.

Присутствие на останках Славена княжича Гостомысла оказалось для князя Русы откровенно неприятным сюрпризом. Он-то надеялся в ожиданиях своих, что Гостомысл не скоро вернется, если вернется вообще. Но недовольства своего опытный политик не показал. Он вообще никогда и никому предпочитал не показывать своих чувств и планов. И если делился с кем-то соображениями, то для того лишь, чтобы выслушать совет, в котором престарелый князь тоже порой нуждался. Как правило, считал сам Здравень, советчики пытаются угодить ему, стараются его мысли угадать, и им поддакнуть, чтобы, таким образом, к князю приблизиться. Но он хорошо чувствовал их нечестность. Даже по интонациям в голосе чувствовал. И чаще использовал такие советы, как аргументацию для себя против того, о чем совета спрашивал.

Гостомысл спрыгнул с коня, чтобы пожать старому князю руку. Однако, лицо его приветливости не показывало. Было понятно, что чувствовать приветливость к человеку, на которого, в основном, и следовало возложить ответственность за сожженный город, княжич не мог. Хотя сами словене до этого дважды сжигали и стены, и сам город Русу. Правда, это было еще во времена князя Владимира Старого. А сын Владимира, неукротимый князь Буривой, предпочитал сжигать дальние крепостицы и крепости в Бьярмии, намереваясь там расчистить пространство, и перенести туда свою столицу. Буривою больше нравился тот далекий край, пусть и холодный, пусть и населенный, в основном, дикими племенами зырян, но все это оказалось как-то более по душе крепкому телом и духом Буривою. Правда, нельзя было сказать, что его в таком стремлении поддерживали посадские советники Славена, от которых во многом и зависело настроение самих горожан. А ведь им, по большому счету, было и решать судьбу своей столицы – переезжать ей или оставаться на прежнем месте. Не захочет народ переселяться, станет новая столица только городом, в котором живут одни полки Буривоя. А таких городов не бывает. Боевые полки следует хотя бы кормить. А чтобы кормить их, требуются финансовые средства. А эти средства для города добываются всегда с помощью развития ремесел и торговли. А вся торговля находилась в руках посадских советников. Правда, после пожара и посадский совет остался, практически, без средств, поскольку сгорели торговые лавки, в подавляющем большинстве своем находящиеся как раз в Словенском конце, который впоследствии так и будет называться Торговой стороной уже другого, нового города. А небольшие лавки Людиного конца много дохода не приносили. Да и было их мало, даже меньше, чем ремесленных мастерских. Это все Здравень знал по чужим рассказам, потому что сам в Славене в своей жизни бывал лишь трижды, да и то в молодости, когда еще княжил в Русе Здравень старший.

– Я рад, княжич, что ты вернулся вовремя. Сейчас твоему народу нужна твердая рука и продуманное управление. Мы все твоего возвращения дожидались. Но я не знал, что ты уже здесь. Давно ли прибыл?

– Давно, – непонятно почему солгал Гостомысл. Наверное, просто хотелось показать, что он в курсе всех дел на строительстве, если прибыл уже давно.

– А то слухи разные ходили. И о твоем ранении, и о твоем неважном самочувствии. Даже сомнения ползали, что ты сможешь вернуться.

– Слухам верить – себе вред приносить… – совсем не как младший старшему, нравоучительно произнес Гостомысл. Голос его был при этом ледяным и неприветливым. И князь Здравень это прекрасно почувствовал. Но, как человек опытный в общении с союзниками и с противниками, князь своего понимания ситуации не показал. Вернее, он и не понимал в действительности ситуацию. Здравень понимал, что нападение на город и сожженные дома и городские стены здесь ни при чем. За то, что варяги ушли без грабежа города, словене, и их княжич, должны быть благодарны, хотя так между городами-братьями и полагалось решать споры. О том, что Гостомысл может предположить действительные мысли Здравеня, догадаться было невозможно, поскольку князь делился этими мыслями только по большому секрету лишь с посадником Русы Ворошилой. Конечно, Ворошила мог кому-то и сказать об этом. Но слова без действий не имеют, по сути дела, значения. По поступкам князя Здравеня, как считал сам князь, никто не смог бы понять его желание отобрать у Гостомысла княжение в Славене.