Александру отвечать не хотелось. Вспомнив Джоанну, благодушно хмыкнул. Ухмыльнувшись, зажмурился.
— Что, сказать нечего? — Наташка стояла у окошка подбоченясь, глядела весело и задорно: — Ты женатый был — на стороне имел кого?
— Бывало, — не стал спорить Александр.
— То-то же, жмуришься, как тот мартовский кот… А все женами недовольны… Жена хоть и ворчит, и пилит, и ругается, а все же и накормит, и постирает, и порядок в доме наведет… Не так разве?.. Чего ж вы разошлись-то? Рога небось наставила?
Ну не говорить же ей всю правду! Ответил уклончиво:
— Да нет… А может… Не знаю. Умные жены, если рога наставляют, делают это так, что ни одна собака, не говоря уже о муже, не узнает… А разошлись почему? Черт его знает… По дурости, наверное.
— Не поминай нечистого, — торопливо обмахнулась накрест женщина и опять привычно начала цедить в мерный стаканчик водку. — По дурости, говоришь… Так то ж по молодости можно подурить. Но ведь сейчас ты уже не мальчик. Сейчас тебе баба нужна, которая приструнила бы хоть немного.
— Да кому я нужен, — вяло возразил Харченко, слегка осоловевший от непривычно сытного завтрака.
Наташка повернулась от окошка, где сквозь поцарапанное стекло тупо и просительно глядела небритая похмельная рожа. «И я ведь по утрам так же выгляжу», — невпопад кольнуло Александра.
— А хоть бы и мне, — вроде бы в шутку улыбалась продавщица. Но глядела иначе, нешуточно, по-женски глядела, с бабьей неприкаянностью затаенной. — Давай вместе жить — ты у меня огурчиком выглядеть будешь… Тогда и стержень жизни твой быстро появится.
Повернулась к сизоносой щетинистой личности:
— Вали отсюдова, алкаш! — и, оттянув защелки, с треском опустила скользнувшее в пазах оргстекло. Прикрыла проем раскрывшимся на шарнирах металлическим ставнем.
Подошла к ошеломленному заявкой Александру.
— Ты, Сан Саныч, не думай, я ведь не просто так, не шаболда какая лимитная. Квартирка у меня имеется, обстановочка — все как следовает. Да и деньжата какие-никакие всегда в наличности. Хозяйка я хорошая. То, что постарше тебя буду, — так ведь и ты уже не мальчик. Вон Киркоров женился, считай, на собственной бабушке — и ничего, счастливые как будто, живут. Да и не зову я тебя жениться. Пока так просто поживем, а там видно будет…
Она надвинулась на Александра. Пышная, грудастая, жадный огонь в глазах… Несвежий халат с глубоким вырезом… Прямо перед глазами оказалась волнующая ложбинка между необъятными грудями.
— Наташка, подожди…
А она уже стояла вплотную. Александр откинулся к стене на низеньком стульчике, глядел на Наташкино лицо над туго оттопыренным халатом.
— Что, рангом тебе не подхожу? — Она говорила негромко, страстно пришептывая. — Как же, торговка в «реаниматоре»… Но если тебя не приструнить, ты же без бабы совсем сопьешься…
Александр не шевельнулся, не обхватил, как она ожидала, за пышный зад. И Наташка отпрянула:
— Брезгуешь? Ну и черт с тобой!
Он вдруг ощутил, что уже невероятно давно не был с женщиной. Что это дело напрочь оттеснила, застлала бесконечная череда выпивок и похмелок. Всколыхнулась нежданно жажда наслаждения, которое в былые времена стояло у него на первом месте.
И — накатило!
Поднялся, сделал всего лишь шаг в тесноте каморки, обнял Наташку сзади за плечи. Рука сама собой скользнула в широкий вырез. Под комбинацию, под которой уже ничего не было. Кроме пышной груди.
Наташка замерла, своей покорностью провоцируя на большую смелость. Лишь чуть вздрогнула.
А потом вдруг решительно, но мягко высвободилась из его рук, неловко смахнула с крохотного столика у окошка высокую стопку белых одноразовых стаканчиков, которые с едва слышным шелестом рассыпались по полу. С грохотом упала и покатилась, проливая содержимое, стоявшая под стойкой бутылка «для своих»…
И последнее, что успел заметить Александр, прежде чем голову окончательно застил туман сладострастия, — это знакомые глаза, глядевшие на происходящее из коридора сквозь неплотно прикрытую дверь.
Ускользнуть незаметно не удалось. В конце коридора Анна его все-таки перехватила.
— Зайди ко мне, — процедила сквозь зубы.
И пошла вперед — стройная, строгая, гордая, холеная, в полной уверенности, что он последует за ней.
Уже сколько лет знал Александр эту женщину. Сколько раз сходились-расходились с ней. И все равно ощущал над собой ее власть. Впрочем, не он один. Анна была из тех дочерей Евы, которые не желали признавать свое происхождение из Адамова ребра.
Или она из рода Лилит? Той самой Лилит, которая, по преданию, была создана раньше Евы из той же глины, что и Адам, но не успела вкусить от дерева познания Добра и Зла, а значит, и не постигла значения этих понятий, признавая лишь одну истину: собственное «хочу».
Александр покорно поплелся за «Лилитовной». Хотя и догадывался, что ничего доброго для него из этого рандеву не выйдет.
В кабинете — под стать хозяйке, модном, строгом, холодном, красивом, официальном — Анна опустилась в мягкое кресло. Изящно закинула ногу на ногу. Ножки у нее… Несмотря на ситуацию, Александр залюбовался этими высоко оголенными шедеврами природы. У Анны вообще все первоклассное — ноги, грудь, мраморно гладкий лоб, очки, костюм, осанка, ум…