След мстителя - [2]

Вот и теперь реанимация страждущих граждан шла полным ходом…

Вообще-то Наташка ничего, хорошая баба, добрая, с пониманием. Своим иной раз могла и в долг налить. Но и своего, естественно, не упускала.

Одно время Александр ходил «поправляться» к расположенной за углом пивной. Там раньше татары работали, они честно не доливали, цену держали высокую, но зато не разбавляли. К ним народ со всей округи ходил, даже на автобусе иной раз подъезжали — благо остановка рядом. А потом доходную точку перекупили свои, русские, — и пиво пить стало невозможно: прокислое, разбавленное, с порошком для пены, но зато все по той же, явно завышенной, цене. Потому Александр и перебрался к Наташке.

— Bom dia, senhora Наташенька, — поздоровался хрипло по-португальски.

— Что, хмурое утро? — приветливо улыбалась Наташка.

Она всегда приветливо улыбалась тем, кто приносит ей стабильный доход.

Надо сказать, к Харченко она вообще благоволила, выделяла среди остальной клиентуры. Как ни говори, а офицер, хоть и бывший, в органах работал, интеллигентный, культурный, не курит, не слишком матерится… Вон даже на иностранном языке разговаривает. В общем, не чета остальной похмельной братии…

— Ой, хмурое, — согласился он. — Не голова — котел с дерьмом.

— Так уж и с дерьмом… — с готовностью хохотнула незамысловатой шутке Наташка. — Налить?

— В долг, — выдавил Александр слово, которое так и не привык произносить без смущения. — Ты же знаешь, у меня пенсия скоро…

— Знаю-знаю, — покивала Наташка. — Ты б подзавязал немного, а, Сан Саныч?..

Наташка всегда называла его Сан Санычем, хотя Александр по отчеству был Михайловичем. Но он не возражал: хоть горшком, как говорится, назови…

Между тем Наташка, хотя и призвала Харченко к трезвости, «огненной воды» в мерный стаканчик нацедила. Честно, из «кристалловской» бутылки, которую держала под прилавком, для своих, и до самой рисочки «100». Перелила в пластмассовый стаканчик и сверху еще бутерброд примостила.

— Так ведь тебе доход, — алчно глядя на стаканчик, выдавил Александр.

— Доход, конечно, — не стала спорить продавщица. — Тебя вот только жалко. Молодой вон какой, здоровый, красивый, когда не с похмелья, конечно, а себя не жалеешь…

— А чего жалеть-то? Подумаешь — на десяток лет раньше на прокорм червям отправлюсь… Так им ведь, червям-то, все равно кого жрать — академика или алкоголика.

Скаламбурил, так сказать.

— Так ведь раньше срока на тот свет не больного хочется…

Наташка даже улыбаться перестала, перекрестилась торопливо.

— Почему? — безразлично спросил Александр, осторожно стараясь обхватить трясущимися пальцами мягкий стаканчик. — Что наша жизнь с точки зрения вселенского мироздания? Даже не миг между прошлым и будущим — а вообще ничто. Просто искра в тумане.

Поняв, что одной рукой не управится, он положил бутерброд на грязную, в засохших разводах стойку, обхватил пластмассовую посудинку двумя ладонями и, хакнув, рывком опрокинул водку в себя. Тело сотрясла волна неприятия. В животе стало горячо. Александр с шумом втянул воздух и впился зубами в хлеб с колбасой.

Наташка смотрела сквозь царапины жалостливо.

— Слышь-ка, Сан Саныч, — окликнула она из-под прозрачного листа. — Зайди-ка ко мне сюда. Покормлю хоть… Ты, наверное, забыл уже, когда завтракал в последний раз…

В голове привычно и приятно затуманилось. Желудок судорожно трепетал — он хотел есть.

«Опускаемся еще на одну ступеньку, — безразлично подумал Александр. — Поступаем на иждивение к женщине».

И отправился в обход магазина, где была дверь в служебные помещения.

3

Через час Александр был уже другим человеком. Выпив еще стаканчик и сожрав целую кастрюльку невероятно вкусных макарон по-флотски, которые для него разогрела на электроплитке Наташка, он почувствовал себя великолепно. И теперь сидел в тесной клетушке за бутылочными ящиками и, размягчившись от выпитого и съеденного, разглагольствовал о превратностях судьбы. Наташка занималась своим делом — похмеляла страждущих. Тем не менее слушала внимательно.

— Эх, Наташенька, ты бы знала, каким я был раньше, до всех этих перестроек-перестрелок!.. Что я ел и пил, как одевался! Где, в каких странах бывал! Какие женщины у меня были!.. Все потерял, все спустил, все посеял. Сказать, что только я сам в этом виноват, — так ведь не скажешь. В чем-то и сам виноват, конечно. Но не в этом главное. Суть в другом. Все вокруг переменилось, все стало не таким, как я привык, как мне нравилось. А я-то, я, понимаешь, прежним остался. Лишний я здесь стал, Наташенька, лишний в этой жизни. Вот в чем трагедия думающего человека. Нет цели в жизни, нет стержня, ради которого жить хотелось бы.

— Жениться тебе, Сан Саныч, надо, вот что, — по-женски прагматично отозвалась продавщица. — Тогда и цель, и стержень этот твой найдутся.

— Это мы уже проходили, — благодушно хмыкнул Александр. — Это нам уже нравилось. Жена у меня была — сказка… Как говорится, чудо чудесное, прелесть прелестная… Так ведь вам, бабам, не угодишь. Нет мужа — плачете, что жизнь не удалась. Есть муж — недовольны, что к дому привязаны, куда-то на сторону вас все тянет.

— А вы, мужики, лучше, что ли? — живо отозвалась Наташка. — Мы это тоже уже проходили. То пьяные под утро домой заявляетесь, то по бабам чужим шастаете, будто своей нету. Не так разве?