След крови - [133]

— Через три недели, в воскресенье.

Мадлен прекратила рисовать.

— Через три недели? В воскресенье?

— Угу.

Мадлен засмеялась.

— Боже мой, я должна была сама догадаться! Ты родился от Ангелины.

Саша нахмурился.

— Нет, — запротестовал он. — Мою маму зовут Рэчел.

У Мадлен, хотя она и продолжала смеяться, по щекам потекли слезы. Она повернулась к Саше и взяла его за руку.

— Ангелина — это ураган. Я это имела в виду. Мы родились в день, когда свирепствовал ураган.

Он не мог заснуть. Кровать была необычной — мягче, чем его, и просто огромной. У него будет своя кровать, когда они доберутся до нового места, на остров, где почти каждый день светит солнце. Ему хотелось туда, подальше от приглушенных голосов и ночных скандалов. Но он скучал по маме.

Саша оторвал голову от подушки и прислушался. Ни звука. Должно быть, Мадлен спит в своей комнате. Интересно, а муравьи спят по ночам? Ложатся на бок и дремлют по одиночке? Или им уютнее клубочком? Или они все время трудятся?

Он встал и на цыпочках подошел к двери. Ночник, который Мадлен оставила специально для него, заливал коридор мягким желтым светом. Внизу тоже горел свет. Саша подошел к лестнице и, бесшумно ступая, начал осторожно спускаться. Он заглянул в гостиную. Там перед муравейником, спиной к двери, стояла Мадлен. На ней был халат, и она не спеша, размеренно окунала что-то в банку, а потом бросала в муравейник.

— Что ты делаешь?

Мадлен вздрогнула и обернулась. Саша подошел поближе.

— Болтаю со своими маленькими друзьями, — улыбнулась она.

— Ты их кормишь, да?

— Что-то вроде того.

Он постоял, наблюдая за Мадлен. Еду она поднимала щипчиками, ими же окунала ее в банку. Вот она бросила что-то в муравейник, и десяток насекомых понесли брошенное в свои туннели. Мальчик нагнулся к черной чаше, которую Мадлен держала в руке, чтобы посмотреть на еду для муравьев. И ничего не увидел. Еда-невидимка.

— Там же нет ничего, — заметил он, озадаченно глядя на Мадлен. — Ты просто делаешь вид, что кормишь их.

— Да, в некотором роде ты прав, — ответила она, продолжая брать щипчиками невидимую еду.

Он нагнулся еще ниже и уставился в чашу. Там все-таки что-то лежало, на самом донышке. Крошечная кучка чего-то, напоминающего волосы.

— Ты кормишь их волосами? — изумился Саша.

— Да. Им, похоже, нравится. Тебе так не кажется? Они, наверное, используют их для строительства гнезд.

— А это что? Куда ты их окунаешь?

— Что-то вроде меда… сок дерева. Эти малыши просто сходят с ума от него.

Она окунула следующий волосок. Какая утомительная работа — брать по одному волоску!

— А почему ты берешь по одному волоску?

Мадлен улыбнулась. В неярком свете она казалась настоящей красавицей.

— Экспериментирую, — ответила она. — Не знаю, сработает ли. Я не уверена в том, что делаю правильно, поэтому проявляю изобретательность.

— Ты любишь муравьев?

— Да, очень, — призналась она.

— У меня раньше была собака. Я очень ее любил, но она умерла.

Мадлен замерла и посмотрела на мальчика. Потом бросила остатки волос в муравейник и поставила чашу на стол.

— Иди сюда. Расскажи мне о своей собаке.

Он подошел, и она крепко прижала к себе внука. Обычно он не любил, чтобы его тискали, но почему-то в ее объятиях Саше было тепло и хорошо.

Глава двадцать третья

Стоял погожий июньский день. Суббота. Над Батом вовсю светило солнце, а благодаря дождю, лившему целых два дня, воздух был чистым и свежим — ни намека на городской смог. И туристы, и местные жители разгуливали по городу полураздетыми, ели мороженое или сидели в кафе, потягивая прохладительные напитки. Столики выставили прямо на тротуар, пиво лилось рекой — пей не хочу. Прохожие улыбались друг другу и щедро подавали бродягам.

Рэчел не замечала этой летней эйфории. Оглянувшись через плечо, она прошмыгнула в интернет-кафе, откуда каждую неделю старательно посылала письма Мадлен и где принимала ответные послания. Она читала коротенькие письма от Саши («Отдыхаю отлично, мама. Люблю тебя и целую») и представляла, как сын скачет по песчаному пляжу, играет с другими детьми, сидит под пальмой, ест бутерброды с арахисовым маслом и дыни, пьет молоко прямо из кокоса. Его тело покрылось бронзовым загаром, волосы взъерошены, а личико так и сияет от удовольствия. Мадлен постоянно заверяет, что с мальчиком все хорошо, но он очень скучает по маме.

Она вернулась в город, по пути купив бутылку виски и блок сигарет, пакет сушеного инжира, пол-литра молока и растворимый кофе. В гору тащить покупки было нелегко, поэтому она взяла лишь самое необходимое, но выдохлась, еще даже не дойдя до Фэрфилд-парка. Сколько ей еще взбираться по этому треклятому холму? При одной мысли о том, что нужно идти вверх, ноги становились ватными. Она выбросила окурок в сточную канаву и пошла дальше, точно зная, что, как только поднимется, тут же закурит следующую. Она пыталась курить поменьше, потому что курение обходилось дорого — и с точки зрения финансов, и с точки зрения здоровья. Последнее не заметить было невозможно: Рэчел останавливалась отдышаться уже после пары шагов.

Когда она, тяжело дыша, остановилась в очередной раз, зазвонил ее мобильный. Рэчел не сразу поняла, что это за звук. После отъезда Мадлен и Саши вот уже три недели ей никто не звонил. Она замерла.