Славянский сокол - [3]

– Что ты с ней в игрушки играешь. Будет упираться, ткни ее копьем под зад… – подсказал Дражко, и усы его опять изобразили улыбку.

Не понимающая славянскую речь Фрейя сразу и вдруг, словно прозрела, все поняла и пошла без сопротивления. Однако стражники ее запястий не выпустили. Но Фрейя теперь тактику переменила и посмотрела через плечо на воеводу совсем другим взглядом, как только женщина может смотреть на мужчину.

– Что ты хочешь от меня, воевода? – спросила по-датски, пытаясь изобразить задор, хотя страх заставил ее голос трепетать. – Может быть, я смогу это дать тебе без насилия…

– Я тебе сейчас объясню это, – ответил Дражко.

– А что скажет на твое поведение княгиня?

– И это ты сейчас тоже узнаешь.

Он осмотрел двор, увидел, как высыпали из охранной избы стражники, часть сразу побежала бегом во дворец, трое встали у дворового выхода из пристроя к гостевой горнице. Теперь можно быть спокойным за бояр, никто их не обидит.

На подвальную каменную лестницу вышел кузнец в кожаном фартуке, держа в одной руке два молота, в другой большие клещи. Насчет кузнеца Дражко не распоряжался. Значит, его вызвал сам хозарин Ероха. Следом за кузнецом к лестнице подошел толмач. Кат не владел датским языком. Он и по-славянски-то говорил плохо. За десять лет рабства из-за своей мрачной натуры так и не удосужился обучиться.

Теперь уже и Дражко пора. Время дорого, а основные распоряжения уже отданы…

Он спустился в нижний этаж, под самое основание закладки Дворца Сокола. Мрачные и сырые каменные глыбы основания здания освещались кровавым светом факелов, развешанных по стенам предельно далеко один от другого. Уже это навевает жуть и страх. За каждой из десяти тяжелых, окованных металлическими пластинами дверей клети без окон. За самой последней, самой глухой, одиннадцатой дверью в торце коридора не клеть, а мастерская ката, как он сам называл это место. Себя хозарин звал мастером…

Князь-воевода не торопился, он чувствовал неуютность, потому что никогда раньше не присутствовал при пытках и даже испытывал к ним неприязнь. Воин всегда считает себя выше палача. Но обстоятельства заставили и через это пройти. Дражко толкнул дверь ногой.

– Что я сделала, княгиня? В чем я провинилась? – не плакала, не молила о пощаде Фрейя. Голос ее был возмущенный, требовательный, почти обвиняющий.

– Это ты сама нам сейчас расскажешь, – пообещал ей Дражко, спускаясь по внутренней каменной лестнице в пять ступеней. – Ероха умеет разговорить любого человека. Даже самого сильного мужчину…

Она обернулась. И все поняла. И, к общему удивлению, зло засмеялась.

– Ладно. Пусть вы, глупые мужчины, так думаете. Но ни один мужчина не сможет перенести боль, как переносит ее женщина. Боги научили женщину рожать и дали ей умение терпеть. Ни один мужчина… Слышите, вы… А через час во дворец приедет герцог Гуннар. Он обязательно спросит у своей дочери, где Фрейя… Он же спрашивал в первый вечер?

В этом-то и была ее ошибка. Слишком Фрейя привыкла считаться со значением герцога Гуннара, чтобы бояться бодричей, которых она в душе презирала. Но эти слова кормилицы придали решительности и Рогнельде.

– Да, Фрейя… Я помню… Отец спрашивал о тебе. Спрашивал, как ты справляешься с работой, спрашивал, как здоровье моей дочери и как здоровье твоей… – вдруг вспомнила Рогнельда, но заговорила она уже совсем без жалости, нечто заподозрив. – Почему он спрашивал о тебе, ответь мне, Фрейя? Почему мой отец спрашивал о тебе, о таком ничтожном для него человеке, так настойчиво?

– Я – ничтожная!.. Пора бы тебе и самой догадаться! Потому что это именно он послал меня к тебе. Потому что моя дочь – твоя сестра… – выпалила кормилица с ненавистью и с истеричным смехом. – Ты ее место занимаешь. Твое место могло бы принадлежать моей дочери… Но в сердце Гуннара ты все равно ничего не значишь. Он придет сюда и заберет меня и нашу дочь. И ничего вы не посмеете возразить, иначе он вас уничтожит вместе с вашим вонючим княжеством.

Дражко вдруг тоже засмеялся. Открыто и весело, совсем не наигранно. И даже усы этот смех не прятали, не превращали в гримасу. Фрейя испуганно в сторону шарахнулась, и Рогнельда, растерянная, посмотрела на князя-воеводу удивленно.

– Ты сама не знаешь, Фрейя, насколько ты права… – Дражко задорно зашевелил усами.

– О чем ты говоришь? – огрызнулась кормилица, и лицо ее стало острым и злобным, нос сморщился, зубы блеснули под приподнятой верхней губой, словно у оскалившейся крысы.

– Я говорю о том, что через час ты свидишься с герцогом Гуннаром.

– Я знаю это. Мне так сказал его человек, – Фрейе показалось, что она уже одерживает победу над этими славянами. А как же ей не одержать победу, когда за ее спиной такая сила, как герцог Гуннар, один из самых влиятельных людей в Дании.

Еще десять минут назад Дражко не предвидел, что решится на это. Хотя такое решение давно витало в воздухе. И воевода мысленно не однажды возвращался к нему. И Годослав об этом тоже думал, – видел и понимал Дражко во время последнего разговора с князем. Но произнести мысли вслух Годослав все же не решился. А сейчас вдруг Дражко стало ясно, что это следует сделать обязательно. Это необходимо сделать по простой логике. Княжество бодричей уже все целиком, вместе с князем и княгиней, вместе со своей столицей Рарогом, вместе со всем народом прыгнуло через пропасть. И чтобы удачно приземлиться на другой стороне, следует избежать удара в спину. А такой удар готовится.