Славянский мир Начальной летописи - [35]
Еще неопределеннее юго-западная угорская граница Галицкой Руси. Как известно, за Карпатами, в Угорщине, большая часть комитатов Шарошского (с городом Эпериеш-Пряшов), Земилинского, Унгварского, Мункачского, Мармарошского (с городом Сигетом) и административной области Кошицкой (Кашау) заняты русским населением, которого насчитывается до 500 тысяч. История Угорской Руси в древнейшие времена остается предметом неразъясненным, но нет сомнения, что это исконное население Северо-Восточной Венгрии составилось из ветви хорватского племени, которую усилили улучи, вытесненные степными кочевниками из области Нижнего Дуная к Карпатам, а их первоначальное вероисповедание – православие – указывает, что они стояли в органической связи с Поднепровской Русью в то время, когда христианство не утверждалось еще у угров[165]. К сожалению, наши летописи сообщают весьма мало об этой области и об отношениях, в каких она стояла к уграм, с одной стороны, и галичскому княжению – с другой. Из событий XII века видно только, что Карпаты находились в галичских владениях (1150 год; Ипат., с. 42) и что проходы в них были защищены укреплениями, твердью. В XIII веке на русско-угорской границе упоминаются города Бардуев (1240 год; Ипат., с. 179) – теперешний Бардиев, Бартфельд на реке Тополии, к северу от Эпериеша, Баня Рудна (1235 год; Ипат., с. 175), которая соответствует, кажется, древнему городу Старой Рудне в Быстрицком округе Седмиградской области, у истоков реки Большого Самоша[166], и Брашев (1282 год; Ипат., с. 211) – теперешний Кронштадт в Седмиградской же области. Летописи нигде не говорят о принадлежности их к Галицкому княжению, но такую принадлежность следует, кажется, допустить отчасти потому, что они лежали среди сплошного русского населения, отчасти же потому, что летописец упоминает их для обозначения путей из Руси в Угры и, конечно, имел здесь в виду скорее свои, русские города, чем города в чужой и, как надо полагать, мало известной на Руси земле. Сверх того, в известном списке русских городов, составленном не позже конца XIV или начала XV века[167], в числе русских городов по эту сторону Дуная указан «Немець в горах» (Полн. собр. русск. лет. Т. VII. С. 241), который приурочивается к теперешнему Немети в Седмиградии на Самоше. Исходя из этих четырех пунктов, отмеченных нашими летописями, можно предположить, что в XII–XIII веках галицко-угорская граница проходила на юг от теперешнего Бардиева, или Бартфельда, может быть, захватывая Пряшов и Кошицу, по верхним течениям Германа, Ондавы, Унга, по Бодрогу, через Тиссу и Самош к верховьям рек, вливающихся в Серет. Весьма вероятно, что тогда она совпадала с этнографическими пределами Руси[168]. Между тем из хода червонно-русской истории не видно, да и нет оснований предполагать, чтобы галицкие князья в XII–XIII веках делали какие-либо приобретения за Угорскими горами; следовательно, закарпатские славяне присоединены к Русскому государству еще первыми киевскими князьями, так что возникновение Угорской Руси должно отнести к концу IX и не позже как к началу X века. На юг галицкие владения шли вниз по течению Серета (Дунайского) и его притоков, по Пруту и Днестру, до Дуная и Понтийского побережья, где, как мы видели, до половины X века были поселения улучей и тиверцев. Есть несколько известий, которые дают основание полагать, что и позднее, в X и XI веках, дунайские низовья – по крайней мере устья Дуная и поморье до Днестра – входили в состав русских владений. Договоры Олега и Игоря не представляют прямых указаний на принадлежность их к Руси, но, как кажется, только потому, что при заключении их вообще не имелось в виду определение порубежных отношений греков и Руси, сходившихся тогда только в Поднепровье[169]. Походы Святослава в Болгарию, совет, который давал ему воевода Свенельд, возвратиться оттуда сухим путем как самым безопасным, «поити на коних около, стоять бо Печенези в порозех»[170], поход Владимира Святого на Болгарию[171], обстоятельства последнего, как известно, неудачного предприятия русских на Царьград[172] в 1043 году – все это заставляет думать, что, во всяком случае, сообщение между Нижним Дунаем и Поднепровьем было более или менее обеспечено, если не сплошным славянским населением (тиверцы и улучи), которое могло отодвинуться на север, при первом появлении кочевников, то, по крайней мере, рядом укреплений, ограждавших придунайскую и припонтийские окраины Руси от набегов. По свидетельству Константина Багрянородного, в его время на Днестре было шесть городов – Белгород, Тунгаты, Кракикаты, Салмакаты, Сакакаты, Гиаюкате, которые он называет, однако, уже запустелыми[173]. Обращаясь затем к историческим свидетельствам несколько позднейшего времени, мы находим первые прямые указания летописи на эти окраины в истории борьбы князя Ивана Ростиславича Берладника с дядей его Володимирком Галицким, а потом с сыном Володимирка – Ярославом Осмомыслом. Из обстоятельств ее, записанных в южнорусской летописи, видно, во-первых, что галицко-русские владения действительно были на Дунае, во-вторых, что они принадлежали к уделу Ивана, бывшего князем в Звенигороде, по всем соображениям в том, что на Днестре
