Славянская спарта - [58]

«Планинка» въ прежнія безпокойныя времена рано пріучалась къ виду крови, въ шуму битвъ. Невольно воспитывались въ ней спартанскіе вкусы, спартанскія привычки, спартанскій характеръ.

«Роста, дорогой, пока не выростешь; когда выростешь, проси меня у отца, только принеси мнѣ въ подарокъ яблочко — турску главу на верх оштра колца» (голову турка на остріѣ вола), обращается къ своему будущему жениху въ старой народной пѣснѣ черногорская дѣвушка.

Конечно, новые государственные порядки Черногоріи, новыя, гораздо болѣе благопріятныя, политическія обстоятельства ея, наконецъ, школьное образованіе, начинающее понемногу проникать даже въ горныя деревни, — все это сильно повліяло на черногорскую женщину, на ея образъ жизни и характеръ, — и, нѣсколько подорвавъ въ ней прежнія эпическія доблести, сдѣлало ее болѣе мягкою и мирною. Но существенныя условія прежняго быта ея еще далеко не упразднились новыми теченьями исторіи, и во всемъ существенномъ она еще остается тою же черногоркою народныхъ пѣсней и разсказовъ.

* * *

Пока Божо кормилъ лошадей и самъ отдыхалъ сладкимъ сномъ, мы съ женою бродили по селу и живописнымъ окрестностямъ его, любуясь на обступавшія насъ со всѣхъ сторонъ горы. Въ Богетичахъ выстроена хорошая каменная церковь, совсѣмъ на русскій образецъ, кажется, уже княземъ Николаемъ. Она была заперта, но положеніе ея очень эффектно, на выступѣ скалы, господствующей надъ долиною, такъ что съ ея террасы самый лучшій видъ на окрестности. Ярко цвѣтущіе кусты гранатника пробиваются здѣсь въ обиліи сквозь известковую почву.

Странное дѣло, сколько времени мы странствуемъ по берегамъ Адріатики и по Балканскому полуострову, и куда ни пріѣдемъ, вездѣ насъ встрѣчаетъ своими кроваво-красными, огнемъ пылающими цвѣтами этотъ вѣчно, кажется, цвѣтущій кустарникъ, «купина неопалимая» своего рода.

Чтобы не терять потомъ нѣсколькихъ часовъ на розыски, мы заранѣе заказали Джюро нанять намъ ко времени нашего возвращенія изъ Никшича верховыхъ лошадей для поѣздки въ Острогъ, куда не могутъ ходить экипажи, и когда Божо, достаточно выспавшись, соблаговолилъ, наконецъ, подкатить коляску къ кафанѣ,- отправились въ дальнѣйшій путь.

XII Никитичъ и Дужское ущелье

Отъ Богетича дорога круто поднимается въ гору и вьется безконечною улиткою, чтобы обмануть трудно одолимую крутизну. Горы кругомъ надвигаются тѣсно и грозно, сухія, голыя, одна громада на другой; рѣдкая поросль колючихъ деревьевъ мало смягчаетъ суровое впечатлѣніе. Изъ пропастей, гуще заросшихъ зеленью, торчатъ угловатые сѣрые утесы, словно окаменѣвшіе сказочные великаны; надъ головой поднимаются, уходя подъ облака, отвѣсныя стѣны. Мы лѣземъ на какой-то могучій черный хребетъ, отрогъ того славнаго Дурмитора, которымъ полны древнія былины Черногоріи, и который тотчасъ же вправо отъ насъ. Дурмиторъ — старѣйшій и высочайшій изъ горныхъ великановъ Черногоріи — соперничаетъ только съ Комомъ, такою же прославленною въ народныхъ пѣсняхъ историческою горою, охраняющею теперь восточные рубежи Васоевичей отъ турецкой Албаніи, а когда-то стоявшей въ серединѣ сербскаго царства.

Слѣва отъ дороги, высоко надъ нами, рисуется на самомъ гребнѣ перевала грубо сложенный изъ камней обелискъ. Этотъ циклопическій памятникъ, издалека видный и при подъемѣ изъ Зетской долины, и при въѣздѣ отъ Никшича, — недавно еще краснорѣчиво говорилъ всякому прохожему и проѣзжему, что тутъ рубежъ вольной Черногоріи, за который врагу можно переступить только по собственнымъ трупамъ своимъ. Напрягаютъ свои утомленныя силы бѣдныя наши лошади и, тяжко дыша, всѣ въ поту, дрожа ногами, останавливаются на вершинѣ перевала. Зеты уже болѣе не видно, ущелье кончилось, — подъ ногами нашими широко и глубоко внизу распахнулась круглая, какъ блюдо, просторная равнина Никшича, обставленная кольцомъ высокихъ горъ. Это уже Герцеговина, а не Черногорія, но Герцеговина, присоединенная къ Черногоріи нашими настояніями по берлинскому трактату, вмѣстѣ съ равниной Подгорицы и Служа, вмѣстѣ съ Антивари и Ульциномъ.

Это тоже одна изъ житницъ Черной-Горы, вся полная теперь жизни, кишащая полями кукурузы, картофеля, ржи, табачными плантаціями, стадами скота, работающимъ народомъ; подножія ея горъ усѣяны многочисленными хуторками и деревнями.

Нельзя не порадоваться за Черногорію, что ей удалось прирѣзать къ грозному величію своихъ безплодныхъ горъ хотя эти небольшія доходныя низины, сдѣлавшіяся теперь самыми драгоцѣнными жемчужинами ея.

Бѣлая лента шоссе, только-что обсаженная молодою акаціею, прямо какъ стрѣла прорѣзаетъ эту зеленую равнину, убѣгая въ Никшичъ. Зета, пропавшая на нѣсколько часовъ подъ массивами горнаго хребта, опять здѣсь появляется, наливая цѣлая озера по впадинамъ низины. Тутъ собственно и есть ея «поноры», въ которыя она таинственно проваливается, или, вѣрнѣе, ныряетъ, чтобы вынырнуть потомъ, послѣ нѣсколькихъ верстъ подземнаго теченія, въ долинѣ Бѣлопавличей и Пинеровъ.

Мы переѣзжаемъ Зету по прекрасному длинному каменному мосту, построенному и названному въ честь имп. Александра III его «единственнымъ вѣрнымъ другомъ», по выраженію самого покойнаго императора. Князь Николай пріѣхалъ со всѣмъ своимъ семействомъ освящать этотъ мостъ и устроилъ по этому поводу большое празднество для народа и гостей своихъ. Но въ самый разгаръ торжества было получено извѣстіе о кончинѣ императора Александра III, и празднество было прекращено.