Славянская спарта - [41]

Это дало мнѣ случай полюбоваться на великолѣпные воинственные наряды многихъ воеводъ, на ихъ золоченыя, камнями украшенныя древнія брони, по-черногорски «токе»; на опоясывавшія ихъ дорогія шали тончайшаго полосатаго шолка, большею частью желтаго съ зеленымъ, синимъ и краснымъ, изъ-за которыхъ торчатъ богато обложенные серебромъ и перламутромъ огромные пистолеты, и больше всего, конечно, на ихъ суровыя и гордыя лица, съ сѣдыми длинными усами, съ чернымъ пламенемъ въ смѣлыхъ глазахъ, на ихъ могучіе торсы, напоминающіе богатырей древняго эпоса.

Впрочемъ, хотя я и принималъ за важныхъ людей черногорцевъ, одѣтыхъ побогаче другихъ, но это могла быть моя собственная иллюзія, потому что въ Черногоріи почти нѣтъ возможности отличить по наряду простого пандура отъ вліятельнаго сердаря, если не знаешь разныхъ мелкихъ значковъ и примѣтъ. Тутъ всякій вправѣ носить все, и всякій искренно считаетъ себя равнымъ всякому, — демократія самая абсолютная и самая естественная, безъ всякой искусственной натяжки и писанныхъ узаконеній, глубоко проникающая собою весь народъ отъ мала до велика, отъ послѣдняго свинопаса до предсѣдателя сената, и никого поэтому здѣсь не удивляющая и не возмущающая. Но на меня эта огульная роскошь нарядовъ цѣлой сплошной толпы, наполняющей городъ, сравнивавшая подъ одною и тою же народною одеждою богатаго и бѣднаго, рядового воина и знаменитаго воеводу, производила нѣсколько поражающее и вмѣстѣ утѣшительное впечатлѣніе.

Если не утѣшало, то зато не мало потѣшало меня наивное отношеніе этихъ непосредственныхъ сыновъ природы въ обрядамъ своей религія, въ церкви, въ празднику. Только сравнительно ничтожная горсточка народа, притомъ большею частью служащіе при князѣ, собрались въ церкви и около нея, въ маленькомъ дворикѣ-кладбищѣ. Все же огромное большинство, столпившееся на улицѣ, повидимому, не сознавало никакой необходимости слушать обѣдню въ церкви и молиться Богу въ великій народный праздникъ; достаточно было и того, что всѣ они пришли сюда, въ городъ владыки Петра, нарядились въ свое лучшее платье, пьютъ, поютъ, танцуютъ и играютъ въ его честь и память. Однако довольно большая толпа разсѣлась на зеленомъ выгонѣ противъ монастыря и, можетъ быть, этимъ сосѣдствомъ своимъ съ домомъ молитвы считаетъ себя нѣкотораго рода участницей въ богослуженіи. Стоящіе во внутреннемъ дворикѣ рыцари Черной-Горы тоже занимаютъ меня не мало; они оживленно бесѣдуютъ другъ съ другомъ, только изрѣдка осѣняя себя крестомъ, когда изнутри храма вдругъ донесется какой-нибудь отрывочный возгласъ пѣвчихъ; но тѣ, кто стоятъ ближе къ церкви, протягиваютъ къ стѣнѣ ея кто руку, кто голову, вѣроятно въ наивномъ убѣжденіи, что одно механическое прикосновеніе пальцевъ или лба къ зданію святого храма уже въ нѣкоторомъ смыслѣ пріобщаетъ человѣка къ совершающимся тамъ таинственнымъ священнодѣйствіямъ, все равно, видитъ ли онъ, слышитъ ли, понимаетъ ли ихъ, или нѣтъ. Иные сѣдоусые богомольцы пришли сюда съ чубуками, заткнутыми за поясъ, и, пожалуй, охотно бы закурили ихъ здѣсь.

Но вотъ въ толпѣ, наполняющей дворикъ, какое-то суетливое движеніе, и всѣ глаза оборачиваются назадъ, во входу; прибѣгаютъ вооруженные ятаганами перяники князя въ своихъ кроваво-красныхъ гуняхъ и прочищаютъ дорогу князю; толпа сама собою почтительно раздвигается, оставляя широкій проходъ по серединѣ.

Симпатичная, нѣсколько потучнѣвшая отъ лѣтъ, властительная и вмѣстѣ привѣтливая фигура князя Николая появляется во дворикѣ вмѣстѣ съ осанистою княгинею Миленою и дѣтьми, сопровождаемая залитою золотомъ свитою. Кажется, будто что-то веселое, сверкающее и огненное вдругъ вспыхнуло среди толпы при появленіи этого шумнаго и яркаго кортежа. Князь сіяетъ своимъ нарядомъ какъ солнце; золотой орелъ на шапкѣ, золотомъ залита грудь «джемадана», золотомъ убранъ малиновый бархатный «элекъ», надѣтый сверхъ бѣлой, расшитой золотомъ «гуни»; звѣзды и кресты блистаютъ среди этого золота и яркихъ красокъ бархата. Князь нынче безъ «доколѣнницъ», въ высокихъ военныхъ сапогахъ со шпорами.

Княгиня Милена, теперь уже довольно пожилая, еще сохранила бывшую замѣчательную красоту; она тоже въ звѣздѣ, въ бархатномъ «якетѣ», въ «коретѣ» блѣдно-голубаго цвѣта; съ нею три взрослыхъ красавицы дочери и четвертая еще дѣвочка, маленькій хорошенькій Петя, сегодняшній именинникъ, любимецъ всей семьи, одѣтый въ такую же, крошечную, бѣлую гуню и малиновый джемаданъ, въ такую же «капу» съ двуглавымъ орломъ, какъ и старый князь, и сзади всѣхъ еще безусый стройный юноша Мирко, — популярный среди народа будущій юнакъ. Нѣсколько грозныхъ сѣдоусыхъ главарей, молодыхъ придворныхъ и адъютантовъ, тоже въ бѣлыхъ раззолоченныхъ гуняхъ, въ золотомъ расшитыхъ «элекахъ», иные въ богатыхъ массивныхъ окладахъ, «токе», въ богатомъ оружіи, поспѣшно слѣдовали за княжеской семьей. Этотъ характерный торжественный входъ вождя рыцарскаго народа во главѣ своихъ витязей такъ и просился на картину талантливаго художника. Быстро прошумѣла сквозь толпу сверкающая княжеская процессія и исчезла подъ низкими сводами стараго храма, гдѣ перяники съ трудомъ расчищали узенькую дорожку. Князю подали при входѣ огромную восковую свѣчу, какія у насъ носятъ передъ Евангеліемъ, онъ преклонилъ колѣна передъ царскими вратами и отправился на отведенное ему мѣсто у гроба святопочившаго Петра, гдѣ все время службы стоялъ со свѣчою въ рукахъ, окруженный всею семьею. Очень скоро послѣ него явился въ церковь и наслѣдникъ княжескаго престола, молодой красавецъ князь Данила, такой же яркій и блестящій, какъ и отецъ его, сопровождаемый своею особою свитою, въ такихъ же богатыхъ и сверкающихъ нарядахъ, съ такимъ же шумомъ и бряцаньемъ оружія продвигаясь черезъ наполнявшую дворикъ толпу.