Славянская спарта - [20]

Шрифт
Интервал

Я долженъ замѣтить здѣсь, что и въ королевствѣ сербскомъ слышалъ такого же рода глубоко укоренившуюся въ народѣ легенду о погибшемъ наслѣдномъ принцѣ Австріи.

Сербы тоже считаютъ его горячимъ другомъ славянъ, мечтавшимъ создать изо всѣхъ славянъ Австріи и Балканскаго полуострова одну могучую славянскую имперію. Въ Сербіи меня серьезно увѣряли, будто его погубила прусская и іезуитская интрига, послѣ того какъ всѣмъ стали ясны его славянскія симпатіи и ого нескрываемая вражда къ нѣмцамъ; старый императоръ будто бы вынужденъ былъ дать свое согласіе на устраненіе отъ престола Габсбурговъ мятежнаго сына, шедшаго на перекоръ политикѣ своего отца…

Божо между тѣмъ продолжалъ:

— Въ 80-мъ году Рудольфъ пріѣзжалъ съ Стефаніей въ Цетинье черезъ наше Каттаро. Четверкою туда проѣхалъ, въ прекрасномъ экипажѣ, изъ Вѣны ему привезли; тамъ его князю Николаю подарилъ. До границы австрійская кавалерія его провожала, а на границѣ черногорцы встрѣтили во всемъ парадѣ! Никогда не было такихъ празднествъ, какъ въ то время. И простой какой былъ этотъ Рудольфъ: всякій черногорецъ ему руку жалъ. Тоже и эрцгерцогъ Іоаннъ нѣсколько мѣсяцевъ въ Цетиньѣ жилъ, войска черногорскія пріучалъ въ солдатской службѣ.

— А изъ русскихъ кто бываетъ въ Цетиньѣ? — спросилъ я.

— Князь русскій Николай былъ; послѣ того каждый годъ, изъ Россіи полный пароходъ хлѣба въ Черногорію присылаютъ кукурузы и пшеницы; даже пароходъ имъ подарили.

— Русскій языкъ вѣдь похожъ на черногорскій? — спросилъ я.

— А какъ же! Я читалъ въ книжкѣ одной, что больше тысячи лѣтъ тому назадъ тутъ у насъ по всему берегу русскіе жили, потомъ ушли, а отъ нихъ ужъ бокезы произошли. Не одинъ говоритъ одно, другой — другое, трудно вѣрно знать, что было прежде! — довольно основательно разсудилъ Божо.

* * *

Небольшіе камушки, положенные на дорогѣ, означаютъ границу Черногоріи. Мы переѣзжаемъ ее, однако, съ какимъ-то особеннымъ волненіемъ. Дорога чертитъ теперь свои смѣлые зигзаги по каменной груди колоссальной горной стѣны какъ разъ надъ бездною, въ глубину которой провалился Каттаро съ своею голубою бухтою. Море намъ видно отсюда уже на огромномъ обхватѣ; нѣжно бархатистый цвѣтъ его сдѣлался невыразимо прелестнымъ; словно оно теперь таетъ въ знойной синевѣ воздуха и неба.

Божо показываетъ намъ частицу старой черногорской «лѣстницы», которую перерѣзаетъ наша дорога, и по которой де проведенія австрійцами шоссе поднимались изъ Каттаро въ Цетинье, а изъ Цетинье спускались въ Каттаро… Это что-то невообразимое по своей первобытности; козья тропа, карабкающаяся съ уступа на уступъ, съ камня на камень, по осыпямъ и гребешкамъ, на отвѣсныя кручи, надъ головокружительными безднами. Черногорцы, однако, до сихъ поръ предпочитаютъ въ своихъ сообщеніяхъ съ морскимъ берегомъ эту сравнительно короткую головоломную лѣстницу на облава небесныя — безконечнымъ зигзагамъ австрійскаго шоссе, и мы встрѣчали потомъ нагруженныхъ ношами черногорскихъ женщинъ и мальчишекъ, сбѣгавшихъ съ безпечностью и безстрашіемъ дикихъ козъ съ своихъ заоблачныхъ высей, словно по ступенямъ комфортабельной лѣстницы какого-нибудь аристократическаго дома, по неровнымъ выбоинамъ и угловатымъ ребрамъ камней прямо въ распростертую подъ ихъ ногами бездну на нѣсколько верстъ глубины.

Вообще въ черногорской части пути все дѣлается суровѣе, грознѣе, опаснѣе; пропасти налѣво, пропасти направо, одна, страшнѣе другой; черносѣрыя громады надвигаются и нависаютъ надъ головою, будто какіе-то враждебные титаны, стерегущіе заповѣдный рубежъ въ недоступное царство горъ…

А «старая черногорская тропа», то ныряющая между скалъ, то выползающая опять на голые обрывы, еще больше наводитъ на васъ ужасъ, наглядно показывая вамъ, по какимъ недоступнымъ кручамъ предстоитъ вамъ еще подниматься. Но ужасъ вашъ только отъ одного вашего воображенія, отъ обстоящей васъ со всѣхъ сторонъ картины обрывовъ, скалъ, пропастей; коляска же ваша безопасно и спокойно, хотя уже далеко не прытко продолжаетъ описывать свои надоѣдливо крутящіеся около одного и того же мѣста длинные зигзаги, которыми искусство инженеровъ обмануло и осилило мнимую неприступность горъ.

Недалеко еще то время, когда путешественникъ въ Черногорію былъ совсѣмъ въ иномъ положеніи, чѣмъ мы, грѣшные.

«Я уже изнемогалъ, а Ловчинъ возставалъ передо мною все выше и страшнѣй; едва переходили мы одну преграду, являлась другая, еще неприступнѣе; едва взбирались на утесъ, по выдавшимся камнямъ или индѣ изсѣченной лѣстницѣ, нерѣдко цѣпляясь за колючій кустъ, и опять скользили внизъ по осыпямъ; казалось, не было конца пути, а солнце, столь привѣтливое въ началѣ дня, дышало пламенемъ; лучи его становились отвѣсными; я задыхался отъ зноя и усталости»…

* * *

Вотъ мы, наконецъ, взобрались на какую-то просторную и ровную котловину, кругомъ которой, однако, опять громоздятся, высокія, снѣгомъ покрытыя горы. Вотъ и первыя хижины черногорцевъ и даже клочки полей, расчищенныхъ среди каменной осыпи. Дома у черногорцевъ низенькіе и длинные, конечно каменные въ этомъ царствѣ дарового камня; бѣлыя стѣны ихъ, крытыя черепицею, притулившіяся къ зеленому лѣску, все-таки нѣсколько веселятъ этотъ суровый и пустынный видъ…


Еще от автора Евгений Львович Марков
Очерки Крыма

За годы своей деятельности Е.Л. Марков изучил все уголки Крыма, его историческое прошлое. Книга, написанная увлеченным, знающим человеком и выдержавшая при жизни автора 4 издания, не утратила своей литературной и художественной ценности и в наши дни.Для историков, этнографов, краеведов и всех, интересующихся прошлым Крыма.


Барчуки. Картины прошлого

Воспоминания детства писателя девятнадцатого века Евгения Львовича Маркова примыкают к книгам о своём детстве Льва Толстого, Сергея Аксакова, Николая Гарина-Михайловского, Александры Бруштейн, Владимира Набокова.


Учебные годы старого барчука

Воспоминания детства писателя девятнадцатого века Евгения Львовича Маркова примыкают к книгам о своём детстве Льва Толстого, Сергея Аксакова, Николая Гарина-Михайловского, Александры Бруштейн, Владимира Набокова.


О романе «Преступление и наказание»

Евгений Львович Марков (1835–1903) — ныне забытый литератор; между тем его проза и публицистика, а более всего — его критические статьи имели успех и оставили след в сочинениях Льва Толстого и Достоевского.


Романист-психиатр

Зимнее путешествие по горам.


Религия в народной школе

Зимнее путешествие по горам.


Рекомендуем почитать
Армянские государства эпохи Багратидов и Византия IX–XI вв.

В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.


Экономические дискуссии 20-х

Экономические дискуссии 20-х годов / Отв. ред. Л. И. Абалкин. - М.: Экономика, 1989. - 142 с. — ISBN 5-282—00238-8 В книге анализируется содержание полемики, происходившей в период становления советской экономической науки: споры о сущности переходного периода; о путях развития крестьянского хозяйства; о плане и рынке, методах планирования и регулирования рыночной конъюнктуры; о ценообразовании и кредиту; об источниках и темпах роста экономики. Значительное место отводится дискуссиям по проблемам методологии политической экономии, трактовкам фундаментальных категорий экономической теории. Для широкого круга читателей, интересующихся историей экономической мысли. Ответственный редактор — академик Л.


Делийский султанат. К истории экономического строя и общественных отношений (XIII–XIV вв.)

«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.


Ядерная угроза из Восточной Европы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Очерки истории Сюника. IX–XV вв.

На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.


О разделах земель у бургундов и у вестготов

Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.