Славянорусский корнеслов - [14]

Шрифт
Интервал

происходит от диво, и следовательно, из дивокий или дивкий (т. е. всему удивляющийся, ни к чему не привычный) сократилось в дикий, откуда слово диковинка, означающее больше дивную, чем дикую вещь.

• Переставкою букв: холм, cylum; пестр, perset; долг, dluh.

• Различными окончаниями: мужество, muznost; заседание, zased; падение, pad (хотя в сложных словах и мы говорим водопад), доказательство, dokaz или dokazliwost.

Переменою предлогов: обвинять, zawiniti; сполна, zaupolna; вблизи, zblizka.

Мы говорим мрак, мрачный, и богемцы тоже mrak, mracny; но они в одинаковом смысле говорят oblak, mracek а мы говорим облако, не употребляя слова мрачек.

Мы говорим трость, и они тоже trest; но они произвели от сего имени глагол trestati (тростати, т. е. наказывать, бить тростью), а мы его не имеем. Они говорят tresti hoden (трости годен) — наказания достоин, а для нас такое выражение дико, хотя и можем разуметь его.

Мы употребляем прилагательное бодливый, говоря только о животном, которое бодается рогами, а они под своим bodliwy разумеют колючий, поскольку бодать и колоть есть одно и то же действие. Мы говорим штык (ружья), а они boden (т. е. чем бодают). Мы говорим точка, а они bodec. Мы говорим крапива, а они, bodlak потому что трава сия колет, бодает.

Слово наше хлеб и у них chleb; но мы под именем хлебник разумеем того, кто печет хлебы, а они под своим chlebnik разумеют место, где хранятся хлебы; хлебника же называют chlebinar.

Мы говорим пахнуть, и они тоже pachnuti; но мы не называем худой запах пахниною (pachnina).

По-нашему вор или тать, а по их kradar (от краду).

По-нашему глоток, а по их lok (наше от глотаю, а их от лакаю).

По-нашему равнина, а по их hladina (от гладкости).

Мы о человеке весьма больном говорим полумертвый, а они nedomrlec (недоумерший).

По-нашему жилище или обиталище, а по их bydlisste (от глагола быть).

При сравнении одного наречия с другим примечаются два обстоятельства. Первое, народ говорящий одним наречием, не может разуметь говорящего другим. По сей причине называем их языками: польский, сербский, чехский (богемский). Но второе, вникая в корни и производство слов сих наречий, видим, что все они составляют один и тот же славенский язык, различно употребляемый, но отнюдь не чуждый тому славянину, кто станет его не по навыку слушать, а разбирать по рассудку и смежности понятий.

Ибо хотя мы не скажем вместо сборное место — zbiradlo; вместо клятвопреступник — kriwopriseznic, вместо чрезвычайный — mimoradny, однако знаем, что такое сбирать, криво присягать, мимо ряду. Следовательно, не учась богемскому наречию, можем по собственному языку понимать его.

Теперь, после сличения двух близких наречий, мы можем на том же основании обратиться и ко всем вообще языкам. Да не поскучит читатель вместе с нами вникнуть в примеры. Дело идет о том, чтобы освободить ум из-под сильной власти навыка и дать ему волю без ложных внушений рассуждать здраво и правильно. Для того нужны ясные доказательства.

Корень один, ветви разные

Возьмем какое-нибудь слово за первообразное, например, славенский глагол бить и присовокупим к нему глаголы, то же самое значение имеющие на других языках, отделим корни от предлогов и окончаний.

слав. бить

англ. To beat или bat-ter

франц. Bat-tre

итал. Bat-tere

Все эти слова, по виду разные, но по корню и значению одинаковые, есть одно и то же слово, доставшееся этим четырем языкам от первобытного, всем им общего отца.

РусскийАнглийскийФранцузскийИтальянский
Битва, бойbattle, combat, baitingbataille, combatbattaglia, combattimtnto
битьсяto combatcombattrecombattete
боец, битецcombatantcobattantcombattente
биениеbattering, beatingbattementbattimento

Когда корень один и тот же, то и ветви от него производимые, яко от единого понятия истекающие, должны иметь взаимную между собою связь и сходство. В чем состоит это сходство, и почему так далеко уходит от наших взоров, что при великой разности языков становится совсем неприметно?

Мы из своего бить произвели ветвь битва, англичанин, француз, немец сделали то же самое, а именно к корню bat приставили окончания tle, aille, taglia. Иногда через некоторую перемену этих наращений делаются две ветви одинакового значения: мы от своего бить произвели битва и бой, француз от своего battre тоже две, battaile и combat; составление последнего слова, хотя и различно с нашим, но не нарушает единства языков, поскольку частица сот есть предлог, соответствующий нашему со или с: подобно тому, как мы бы вместо битва, бой говорили со-битва, со-бой. Пока нет никакой перемены в понятиях. Но так бывает не всегда. Итак, пойдем далее искать в единстве разности и в разности единства.

Ветви, производимые в разных языках от общего им корня, все сохраняют коренное понятие ненарушимо. Так например, мы от глагола бить произвели ветви бич, бойница. Но они не имели бы для нас никакого определенного значения, если бы остались только при коренном понятии: мы знали бы только, что всеми сими вещами можно бить, но бить можно и палкою, камнем, рукою. Итак, для точного разумения каждую из них необходимо определить и, сверх того, употреблением утвердить, разумея под словом


Рекомендуем почитать
Последний рейс из Дейтона. Переговоры за закрытыми дверями

В книге приводятся свидетельства очевидца переговоров, происходивших в 1995 году в американском городе Дейтоне и положивших конец гражданской войне в Боснии и Герцеговине и первому этапу югославского кризиса (1991−2001). Заключенный в Дейтоне мир стал важным рубежом для сербов, хорватов и бошняков (боснийских мусульман), для постюгославских государств, всего балканского региона, Европы и мира в целом. Книга является ценным источником для понимания позиции руководства СРЮ/Сербии в тот период и сложных процессов, повлиявших на складывание новой системы международной безопасности.


История денег. Борьба за деньги от песчаника до киберпространства

Эта книга рассказывает об эволюции денег. Живые деньги, деньги-товары, шоколадные деньги, железные, бумажные, пластиковые деньги. Как и зачем они были придуманы, как изменялись с течением времени, что делали с ними люди и что они в итоге сделали с людьми?


Окрик памяти. Книга третья

Говорят, что аннотация – визитная карточка книги. Не имея оснований не соглашаться с таким утверждением, изложим кратко отличительные особенности книги. В третьем томе «Окрика памяти», как и в предыдущих двух, изданных в 2000 – 2001 годах, автор делится с читателем своими изысканиями по истории науки и техники Зауралья. Не забыта галерея высокоодаренных людей, способных упорно трудиться вне зависимости от трудностей обстановки и обстоятельств их пребывания в ту или иную историческую эпоху. Тематика повествования включает малоизвестные материалы о замечательных инженерах, ученых, архитекторах и предпринимателях минувших веков, оставивших своей яркой деятельностью памятный след в прошлые времена.


Окрик памяти. Книга вторая

Во второй книге краеведческих очерков, сохранившей, вслед за первой, свое название «Окрик памяти», освещается история радио и телевидения в нашем крае, рассказывается о замечательных инженерах-земляках; строителях речных кораблей и железнодорожных мостов; электриках, механиках и геологах: о создателях атомных ледоколов и первой в мире атомной электростанции в Обнинске; о конструкторах самолетов – авторах «летающих танков» и реактивных истребителей. Содержатся сведения о сибирских исследователях космоса, о редких находках старой бытовой техники на чердаках и в сараях, об экспозициях музея истории науки и техники Зауралья.


Ничего кроме правды. Нюрнбергский процесс. Воспоминания переводчика

Книга содержит воспоминания Т. С. Ступниковой, которая работала синхронным переводчиком на Нюрнбергском процессе и была непосредственной свидетельницей этого уникального события. Книга написана живо и остро, содержит бесценные факты, которые невозможно почерпнуть из официальных документов и хроник, и будет, несомненно, интересна как профессиональным историкам, так и самой широкой читательской аудитории.


Он ведёт меня

Эта книга является второй частью воспоминаний отца иезуита Уолтера Дж. Чишека о своем опыте в России во время Советского Союза. Через него автор ведет читателя в глубокое размышление о христианской жизни. Его переживания и страдания в очень сложных обстоятельствах, помогут читателю углубить свою веру.