Славен город Полоцк - [61]

Однажды, помогая перекладывать очаг в доме отца Ионы (приходилось Семену выполнять и такие работы), он обнаружил у того на полке, кроме давно примелькавшихся потрепанных требников[21], новую книгу, взятую для прочтения в монастыре, как пояснила матушка. От предложенного ею угощения за труды — стакана браги с куском сала — Семен отказался, а попросил на несколько дней эту книгу.

— Возьми, — охотно согласилась попадья, зная аккуратность Семена. — Мой все равно не читает, лишь ради славы берет.

Книга называлась «Александрия». Семен читал ее ночами, затем пересказывал содержание ученикам. В ней писалось о встречах Александра Македонского с людьми с птичьими ногами, с говорящими деревьями, о пребывании его в странах, где царит вечная ночь, и о многих других диковинных приключениях.

Когда через несколько дней Семен вызвался зайти вместо отца Ионы в монастырь поменять книгу, тот охотно согласился. Лишь потребовал, чтобы Семен сам платил за прочтение. Плата за прочтение одной книги превышала стоимость курицы, и как ни трудно было Семену нести такие расходы, он согласился. Хорошо уж и то, что отдельного залога ему вносить не придется.

Книгам церковного содержания он предпочитал такие, как «Повесть о Трое», «Аристотелевы врата». В последней разъясняюсь, куда девается солнце на ночь и почему оно зимой не греет, а гром и молния почему бывают только летом. Семен радовался тому, что имеет возможность дополнить свой однообразный курс преподавания столь интересными сведениями. Он сожалел, что в книгах не нашел ответов на вопросы: откуда берутся реки и почему дует ветер, сотворил ли господь одних людей боярами, а других смердами или они сами так поделились, может ли человек быть непогрешимым, как изгонять из человека болезни, как по звездам узнавать грядущее. Он слыхал, что книги об этом есть, да вот ему не попадались.

Из-за перегородки снова показалась жена Семена. Она выходила на улицу, узнала там потрясающую новость и должна была поделиться ею немедленно. Стоя в проеме, так, что ветхая полотняная занавеска падала ей на голову и плечи, она сказала:

— Перебежал в латинство боярин Ратибор.

Не так уж редко за последние годы переходили православные в католичество. Новую веру принимали богатые купцы, ростовщики, бояре, даже попы. Ратибор был влиятельнее всех других перебежчиков. Много лет он состоял старостой соборного клира, его предки построили в городе монастырь. Сам Ратибор целую улицу застроил — Ратиборову. Есть и Ратиборов перевоз через Двину. Боярину принадлежали в окрестностях деревни, в городе он имел рыбозасольный погреб. Десятки ремесленников города работали на него: делали боченочную клепку и плели кошевы, ковали ножи и подковы, гнули дуги и ободья, шили сбрую, готовили снасть. Сотни людей зависели от боярина, и сотни людей, вероятно, думали: зачем он так сделал? Ему-то уж определенно не нужны гривна серебра и кусок холста, которые выдавались всем вновь обращенным католикам. Неужто воистину латинская вера прав ильная?

Семен видит на лицах учеников то же смятение, которое испытывает сам. «Может быть, мы не правы?» — читает он в глазах самого умного из них, Микиты Зубова. Может быть. Давайте думать вместе.

И ровным спокойным голосом Семен рассказывает про «Великую битву». Было это в самом начале века между прусскими селениями Грюнвальд и Танненберг. Когда рыцари-тевтонцы стали одолевать литовское войско Витовта и оно попятилось, вперед пошли смоленские хоругви[22] князя Юрия Мстиславского. Они и спасли Витовта. Тут и польские полки Ягайлы осмелели. А всего русских хоругвей участвовало в войне числом до ста. Победив тевтонцев, стали брататься русские люди с литовцами и поляками и говорили: «Хоть разная у нас вера, а судьба, видно, одна».

Семен закончил рассказ, но ученики так и не поняли, к чему он.

— К тому веду, — пояснил Семен, — что когда мы спасали князя Витовта, не спрашивал он, какой мы веры. Теперь спрашивают нас, нудят в латинство. Мнят паны, что вместе с верой отцов и род свой забудем. А нам ли свой род забывать? Чем же паны недовольны? Не тем ли, что долго наш край Белым оставался? Или тем, что к Москве тянемся, она же, скинувши черную татарскую орду, братьями нас назвала и к себе зовет? А Ратибор куда же тянет — в Белую сторону или в Черную?

Передохнув, подумав, Семен далее пояснил, что правду время покажет. Если боярин раздаст свои богатства бедным, да монастырям, да в братчинную казну, как призывал Христос и делали первые христиане, значит истинно новой вере привержен.

Кажется, не все они поняли, что он хотел им внушить: что судить поступки Ратибора да и любого русского человека нужно по тому, способствуют ли они их земле снова стать Белой или препятствуют этому. Ибо бог сотворил все народы Белыми и таковыми быть повелел! — торопливо заключает Семен, повысив голос.

— О том в писании есть? — спрашивает Микита.

— Есть! — уверенно отвечает Семен, хотя не может сейчас припомнить, читал ли он где-нибудь подобное или эта мысль явились результатом его собственных раздумий. — Все народы должны быть Белыми, — повторяет он и тут же, поймав на себе полный мольбы взгляд жены, устало добавляет: — Все, идите!