Славен город Полоцк - [113]

Десятки слушателей заговорили одновременно. Отец Герасим поднял руку с «Положением», на миг стало тише, но, прежде чем он успел опустить руку, кто-то выкрикнул:

— Не ту книжку читаешь, отче!

— Настоящую выкрали, эту подсунули, — раздался другой голос.

— Жалобу царю писать будем.

— А не подкуплен ли ты, отче? Вчера кум ко мне приходил из Ветрина, сказывал, им совсем не так читали — всего еще две недели у помещика служи, а там забирай себе землю и лес, которыми пользовался.

— Враки все! — громко выкрикнул отец Герасим на той ноте, на которой обычно провозглашал «Алилуйя», и захлопнул книгу. — Не верьте всяким побасенкам. Царская воля — вот она, тут.

Стоявшие рядом с Арсением два мужика подтолкнули его вперед:

— Иди, читай ты!..

Арсений повертел в руках «Положение», бегло просмотрел начало, заключительные строки, убедился, что отец Герасим читал, как написано. Значит, обманул царь мужиков! А Арсений так верил в его справедливость! Неужто книга, действительно, подложная? Арсению вспомнился недавно слышанный рассказ о некоем солдате Буржинском, который якобы добился свидания с царем и получил из его рук настоящий манифест. Все, кому рассказывалось о Буржинском, верили, что так все и было. Арсений сомневался. Но может, и впрямь было?

— Граждане мужики, — возвысил Арсений голос, и мгновенно водворилась тишина, какой не мог добиться поп. — Царь тут велит брать землю у помещика за «установленное вознаграждение», то есть по-справедливому. Как же это получается?.. Десятина хорошего луга стоит двадцать рублей. Так сколько уже мы за ту десятину внесли? Восемнадцать лет помещик владеет сим имением, и не было года, чтоб мы на него не работали сполна по инвентарю. Считай хоть по одному рублю в год наработали за каждую десятину. Значит, еще два рубля ему следуется с десятины. Кто уволоку имеет — плати за нее сорок рублей и забирай всю! А если помещик был лют, то можно ничего не давать...

Далеко не все поняли, что расчеты Арсения произвольны, приблизительны. Многих слушателей уже утомило обилие туманных подробностей «Положения», они нетерпеливо ждали короткого и ясного вывода об их новых правах. Теперь они ухватились за слова Арсения о справедливости царя и вот за эти цифры: два рубля за десятину, сорок рублей за уволоку.

Не успел Арсений закончить своей речи, как тут же родился слух, что поп читал неправильно, что в действительности велел-де царь платить добрым помещикам по два рубля за десятину, а у плохих брать землю без выкупа. Из церкви слух передался на паперть, где дожидалась вестей большая толпа ремесленников и мужиков, которым не хватило места внутри церкви. Отсюда слух пошел бродить по улицам Полоцка и ближайших селений и скоро дошел до губернского города.

Имя Арсения, «доказавшего» правду, стало известно всем, и никто из крестьян не сомневался в истинности его толкования Манифеста, потому что и в Ветрино ведь нашлись люди, правильно прочитавшие Манифест, и в Лепеле, и в Дриссе, где некий Петр Глушкевич сообщил, что барщину надо теперь исчислять со всего двора — по три дня на двор, и еще где-то, где проезжий писарь разъяснил, что по новому закону полагается работать на помещика еще только два месяца, после чего уж никакого выкупа за усадьбу платить не надо.

Слухов было множество, и верили всем. Не верили только Манифесту.

7

Всю весну и все лето бывшие крепостные Ивана Матвеевича, как и почти во всех имениях губернии, не выходили на барщину. Остались невспаханными многие помещичьи поля, а которые удалось засеять, те некому было убирать. Напрасно Иван Матвеевич рассылал старост собирать крестьян на «гвалты». Напрасно отец Герасим напоминал с церковного амвона, что, отказываясь признавать «Положение», крестьяне идут против царевой воли и тем грешат против бога. Выполняя полученные инструкции, отец Герасим убеждал крестьян быть покорными власти и помещику и потихоньку составлял списки «говорунов» и смутьянов, которые каждый месяц отправлял в епископию.

Старост крестьяне прогоняли, призывам отца Герасима не внимали, уходили из церкви, не дослушав проповеди. Многие крестьяне самовольно запахали ранее им принадлежавшие отрезки, пасли скот на выгонах, которые Иван Матвеевич объявил своими, и стали даже гонять скот на водопой к его вотчинному пруду.

Поздней осенью в ответ на девятую или десятую свою слезную жалобу в губернию Иван Матвеевич получил наконец известие, что для усмирения бунтующих крестьян Витебской губернии послан с войсками из столицы генерал Веймарн.

Узнав, что генерал находится за сорок верст и вряд ли сможет прибыть в Полоцк ранее чем через две недели, Иван Матвеевич послал ему богатый подарок — чистых кровей жеребца. И бравый воин нашел возможным ускорить свой поход по непокорным деревням Витебской губернии.

На рассвете пятого октября во главе сотни солдат генерал прибыл в имение Ивана Матвеевича. А еще через три часа просторный двор уже был забит крестьянами, которых солдаты приводили группами по пять-шесть человек.

Узнав о событии, пришел на двор и Арсений.

На крыльцо вышел генерал Веймарн. Он был высокого роста, с выпуклой широкой грудью и маленькой, беспрестанно мотавшейся головой на длинной шее. Казалось, диковинная птица высматривает с высоты, кого бы клюнуть. Отступив на полшага, по правую сторону его стоял Иван Матвеевич.