Слава и боль Сербии - [10]

Митрополит Иоанникий (Липовац), всесторонне и глубоко образованный, духовный и мудрый человек с многолетним педагогическим опытом, с самого начала ясно понял, с каким коварным и страшным злом столкнулся его народ и мир вообще в эти трагические времена. Из архивных документов, оставшихся от тех времен, когда он занимал кафедру митрополита, ясно видно, что он прекрасно сознавал страшную угрозу христианскому самосознанию Европы и евангельским ценностям, на которых веками строилось это самосознание. Он смотрел на итальянцев и немцев как на оккупантов, каковыми они и были в действительности, и вынужденно принял навязанный статус «раба» по отношению к «хозяевам». Он, выросший в Приморье, веками находившемся под чужеземным давлением, был вынужден внешне приспособиться к существующему положению вещей. Однако во всем были видны внутренняя сила его сопротивления и трезвость, свойственные приморским народам, без которых они просто исчезли бы с лица земли как в духовно-церковном, так и в национальном смысле. Главная причина европейской трагедии и братоубийства народов, принявших христианство, заключается в том, что «они (как пишет святитель) утратили искреннюю христианскую любовь». Вот в чем объяснение «теперешнего кровопролития и источник трагедии новых голгофских мучеников». Люди одичали, расчеловечились, стали кровожадными. Произошло столкновение идеализма и материализма, любви и гордыни, Царства Небесного и царства земного, Божественного и демонического.

Эту радикальную поляризацию добра и зла, «идеализма» и «материализма», Иисуса Христа и Маркса, точнее – крестного пути Христова и пути марксистского материализма, митрополит особенно отмечал в безбожном коммунизме. Причину склонности к этим идеям в народе, особенно среди молодежи, он находил в преобладающем тогда религиозном оскудении и безверии, утрате благочестия и милосердия; известно, что в некоторых монастырях в предвоенное время жизнь доходила до упоения сластолюбием, поиска наслаждений, и уменьшалось число тех, кто искал любви, правды и истины. Но вместо того чтобы пойти по пути возрождения веры, нравственности, праведности и милосердия, по пути духовного совершенствования, молодежь «нырнула в мутные коммунистические воды», обманутая, по неопытности считая, что отравленный народный организм может исцелиться только при помощи увеличения дозы яда. «Беззаконие, коррупция, разнообразное общественное зло,– пишет владыка Иоанникий,– подпитывали друг друга и становились закваской для этого еще более страшного яда».

Из многих записок, посланий, актов и других текстов ясно видно, что митрополит Иоанникий был антикоммунистом, не как некоторые – по инерции или из сохранения мира в обществе, порочность которого он полностью осознавал. Очевидно, что он начал изучать коммунистические теории прежде, чем сам оказался в кровавом омуте братоубийства и революции. Ему раньше было известно и понятно, что Коммунистический манифест – не просто справочник по новой социальной доктрине, а «катехизис новой пролетарской религии». Ему была видна метафизически-демоническая и псевдорелигиозная кулиса коммунизма как социального движения. Нет сомнений, что он подробно ознакомился с кровавым пиром недавней большевистской революции в России, он не был удивлен, что коммунисты начали свою деятельность в Черногории именно с осквернения святынь, присвоения чужой собственности, изуверского уничтожения лучших людей. Дух безбожия разрушал семьи, нравственность, сербское национальное самосознание, Православие, культуру. Конфликт, продолжавшийся в течение всей войны, по его мнению, был конфликтом коммунистической партии, националистов и оккупантов.

Его трагические свидетельства подтверждают, что коммунизм – это сектантство, а коммунисты, утверждает он, обожествляющие собственные идеи, эгоистичные, неспособные к самокритике сектанты. Их идеал – не истина. И прошедшее послевоенное пятидесятилетие служит полным подтверждением оценки святителя, что «для них не существует ни души, ни Бога», что их идеология представляет собой огромную опасность и угрозу для духовного существования народа и национальных традиций, они отрицают святость, молитву, пост. С самого начала митрополит отмечал, что коммунисты гораздо больше уничтожали собственный единокровный народ, чем итальянских оккупантов, что руки их – в братской крови, что они «объявили войну и беспощадно вели ее против всех духовных и нравственных основ своего народа», войну, которая повлекла за собой годы невиданного террора и хаоса. Конечно, митрополит выступал против них не потому, что они вели борьбу с оккупантами: не могло быть и речи о его сотрудничестве с фашистами,– его протест был против того, что под прикрытием борьбы с фашизмом они осуществляли кровавую революцию, уничтожая Церковь и духовенство, сея страх и нравственное и материальное опустошение. Он пророчески увидел всю опасность этой мировой революционной идеи. Время показало, что нацизм был тяжелой, но излечимой язвой на теле Европы. Не являются ли сейчас те страны, которые были приверженцами этой идеи, ведущими странами в мире и в экономическом, и в техническом, и в любом другом смысле? Страны же и народы, которые после поражения нацизма попали в длительное коммунистическое рабство,– не являются ли они и сейчас, спустя столько лет после войны, обществом хаоса, анархии, социальной и нравственной нищеты?!