Сладость греха - [35]

— Нет! — воскликнула Флорин и в следующее мгновение рухнула на колени, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Ракетка со стуком упала на пол. Бен опустился рядом с девушкой, до боли сжал хрупкие локти.

— Флорин, милая, расскажи мне, в чем дело!

Светлые пряди в беспорядке разметались по плечам, губы дрожали, слезы потоком струились по щекам. Горячие ладони скользили по его груди, словно ища опору.

— Ох, Бенедикт, Джесси…

— Что — Джесси? — не понял он.

— Она прислала мне картинку. У нее все вроде бы хорошо, а мне скверно, словно я лишилась чего-то очень важного для меня…

Флорин сама толком не понимала, что с ней творится, а Бен тут же догадался о ее переживаниях. Он порывисто обнял девушку, поцеловал в висок.

— Как бы ты ни обманывала себя, но тебе не хватает любви. А девочка, к которой ты привязалась всем сердцем, сейчас далеко от тебя, и некому заменить ее. А я вряд ли осмелюсь… — Бен не договорил.

Флорин вздрогнула, судорожно обхватила его за шею. Уткнулась лицом в его плечо и зарыдала еще безутешнее. Бен ласково удерживал ее в объятиях: он отлично понимал Флорин, даже если слова ее звучали бессвязно. Разгоряченные тела их соприкасались, и близость эта связывала крепче всяких уз. Бен гладил ее по спине, укачивал, словно ребенка.

Когда рыдания усилились, Бен запустил пальцы в светлые волосы, заставил девушку откинуть голову, прильнул к губам в долгом поцелуе. Языки, точно теннисный мячик, сталкивались и отскакивали, продолжали сражение. Только никакая это была не битва, а высвобождение — наконец-то влюбленные дали волю эмоциям.

Сначала оба дышали прерывисто, а Флорин тихо всхлипывала. Затем воцарилась тишина — настолько полная, что можно было расслышать негромкое гудение ламп дневного света. Борьба окончилась — но ни бедра, ни губы не разошлись.

Поцелуй становился все нежнее. Неистовство сменилось расслабленностью. Ярость стала посвящением в любовь.

Они двигались точно волны прибоя, изучали и постигали друг друга, а затем отступали, дожидаясь новой подсказки. Флорин потянулась ему навстречу, но Бен слегка отстранился, заглянул в широко распахнутые синие глаза. В них читалась покорная готовность смириться с неизбежным и еще что-то — кажется, трепетная, самозабвенная нежность.

— Бенедикт, что я натворила? — Флорин явно имела в виду приглашения.

Но он не захотел обсуждать досадную тему.

— Ты приворожила меня. Я люблю тебя, Флорин. Увези меня к себе.

— На ночь, Бенедикт? — неуверенно переспросила девушка.

— О да, на ночь, на одну только ночь, если это — все, что мне дано!

— Да, о да, милый! Кажется, ты во многом прав, и мне давно пора выяснить, в чем именно.

Взгляды их встретились. Бен схватил девушку за руку и вскочил на ноги, помогая подняться и ей.

8

Флорин стояла в душе, прислушиваясь к шуму воды. Глаза закрыты, голова запрокинута, мокрые ладони сжимают кусок мыла. Наверное, чувство вины придет позднее. Сейчас же ею владело лишь сладкое предвкушение, да грудь ныла в преддверии любовной игры. Сколько времени прошло с тех пор, как она впервые повстречала Бенедикта Норденгрена и ощутила пульсацию страсти? Не так уж много. Однако с каждым днем ее все сильнее влекло к нему.

Флорин открыла глаза, убавила воду. Горячие струйки чуть покалывали кожу. Она намылила шею, грудь, живот, бедра. Губкой она не пользовалась, предпочитая ощущать под пальцами бархатистость кожи. Груди соблазнительно округлились, напрягшиеся соски приподнялись.

Девушка упорно подавляла чувственное влечение к Бенедикту Норденгрену, но сегодня, в спортивном зале, запретная страсть вырвалась на волю. Сегодня… Флорин задохнулась от волнения и по-быстрому смыла пену.

Шампунь благоухал ландышем. Она обмотала голову полотенцем на манер тюрбана, надела синие нейлоновые шорты и вязаный свитер с высоким воротником. От бюстгальтера отказалась. Затолкала спортивные туфли и носки в сумку и босиком выбежала навстречу Бену.

Он дожидался у дверей раздевалки, тоже босой, в тех же самых вылинявших джинсах, в которых играл на корте. В правой руке — белый комочек хлопковой ткани. Кальсоны, что ли?

— Я выехал в такой спешке, что о чистом белье и не подумал, — смущенно объяснил он. — Пришлось обойтись без него…

И впрямь — кальсоны! Взгляд Флорин задержался на обтрепанной бахроме джинсов. Штанины были обрезаны так высоко, что из-под синей ткани выглядывал краешек белого кармана. Загорелое, мускулистое тело создавало разительный контраст с джинсовым полотном, а то, что скрывала материя, услужливо дорисовывало воображение.

И снова нахлынула чувственная истома — в сотни раз более властно, чем в душевой кабинке. Бен пожирал глазами ее грудь, явно не стесненную бюстгальтером, и упругие округлости сами собою налились под его взглядом. Он сглотнул, недоуменно воззрился на тюрбан из полотенца.

Голос Флорин прозвучал хрипло, в горле першило.

— Я забыла расческу. Придется оставить эту штуку до дому.

Оба застыли в дверях, никто не решался сделать первый шаг. Но вот, словно сговорившись, они рванулись вперед — точно вслед им ударил заряд картечи.

Поднимаясь по ступеням впереди Бена, девушка спиной ощущала его взгляд, столь же отчетливо, как физическое прикосновение. Вот и проходная. Бен придержал дверь, пропуская спутницу; девушка видела только его сильную, мускулистую руку, и ничего больше. Заржавленный «шевроле» притулился рядом с ее машиной на пустынной стоянке. Нудно гудели комары. Флорин машинально направилась к своему автомобилю, и Бен предупреждающе стиснул ее плечо.