Сладкое королевство - [14]

— Судя по письму, она просто напугана.

— Я знаю. Я осторожно делаю запросы. Я не собираюсь отдавать мою племянницу этому человеку, пока не узнаю, кто он такой. И я делаю все, что в моих силах, чтобы найти Саффи. Но меньше всего нам нужна шумиха. — Он поставил чашку на стол и опустился на колени рядом с Мей. — На сей раз я — ворона в водосточном желобе, Мышка, и дождь льет как из ведра. Ты не хочешь залезть на крышу и вытащить меня?

— Я бы хотела помочь…

Он не дал ей договорить:

— Больше мне идти не к кому.

Невысказанное «и ты у меня в долгу» стояло между ними. Мей знала, что Адам, как и она, вспоминал отвратительную сцену, когда он, бледный как мел, подошел к задней двери, крепко держа свои розы. Ему никто не открывал, но он не уходил. Он упрямо стоял у входа, пока ее дед не облил его водой из шланга.

Это было за неделю до Рождества, вода была ледяная. Он дрожал, но остался в саду, продолжая упрямо глядеть на ее окно, пока совсем не стемнело.

А она беспомощно смотрела на него сквозь стекло, потому что сделать ничего не могла. Она металась между дедом и этим мальчиком. Она восстала бы против деда, как когда-то ее мать, но была еще и Саффи. И сам Адам. И она должна была сдержать вырванное у нее обещание, хотя ее сердце разрывалось на части.

Она ничего ему больше не должна. Она расплачивалась, расплачивалась…

— Я не могу, — сказала Мей, вставая, чтобы быть от него подальше. — Говорю тебе, я не лучше тебя умею ухаживать за детьми.

— Мы оба знаем, что твой опыт ухода за больными утками дает тебе колоссальное преимущество передо мной.

— Ненси — не утка, — возразила она почти с отчаянием. Ну почему он не понимает слово «нет»? Дюжины женщин сломя голову бросились бы ему помогать. Почему он просит ее? — Но если бы и была, — добавила она, — я все равно не могла бы помочь.

Она никому больше не может помочь. И это еще одна проблема — искать приют для ее звериного семейства. Но кто возьмет к себе в дом трехногую кошку или слепую утку, Джека и Долли, пчел?

— Почему нет, Мей? — настаивал Адам.

Он тоже встал, но не приблизился к ней. Мей не надо было оборачиваться к нему, чтобы увидеть, что вот сейчас он задумчиво хмурится — точь-в-точь как когда-то.

— Скажи, в чем дело. Вдруг я помогу.

Ненси схватила ее за палец, и она поднесла малюсенькую ручку к губам.

— Поверь мне, не можешь. Никто не может.

И поскольку было совершенно очевидно, что Адам не успокоится, пока все не узнает, она рассказала ему всю правду.

Адам думал, что ее проблемы — финансовые. Налог на наследство, например. Дом, несмотря на падение цен на недвижимость, стоил немало, и требовались хорошие деньги, чтобы успокоить налоговое управление.

— Ты должна выйти замуж до конца месяца или лишишься дома? — повторил он, просто чтобы убедиться, что правильно понял ее.

Она кивнула.

Он знал, что она никогда не сказала бы ему, не будь он так настойчив. И сейчас в голове крутилась только одна мысль: судьба бросила ее на его милость. Мальчик, который был недостоин смотреть на девицу Колридж, который дрожал от холода в надежде, что она возмутится, выступит против деда и докажет тем самым искренность своих горячих поцелуев, держит теперь ее будущее в своих руках. Он отогреет ледяное тело Мей Колридж в постели ее деда и услышит, как старик ворочается в гробу от злости.

— Почему именно до конца месяца? — спросил он спокойно. Он успел научиться скрывать свои мысли и чувства.

— Потому что день моего рождения — второе декабря.

Рассказывая, Мей стояла спиной к Адаму, но теперь повернулась и посмотрела ему в глаза, и ее взгляд обжег его.

Она ему нравилась. Действительно нравилась. Она обладала живым умом и силой воли, и, несмотря на пропасть между ними, у них было много общего. Он любил покой ухоженных садов Колридж-Хаус и конюшню, где она держала своих животных. Все было таким чистым, хорошо устроенным.

Ему нравилось, что у нее есть своя кастрюлька для варки кофе, а на блюде всегда найдется печенье домашней выпечки. Что никто, кроме нее, не знает о его присутствии. Ни ее дед, ни его семья. Это было так не похоже на постоянный кошмар его жизни дома.

Но она не принадлежала к числу девочек, с которыми мальчики хотят показаться на школьной дискотеке.

Он зря думал, что об их встречах никто не знает. Его любопытная сестренка выследила его и заставила привести Мей на дискотеку.

Это было ужасно. На других девчонках были брюки в обтяжку или юбки, едва прикрывавшие ягодицы. На ней — что-то постыдно старомодное. И почти никакой косметики. Ему было неловко в ее обществе и стыдно за свою неловкость. Он пригласил ее танцевать.

Она не знала современных танцев. Он взял все в свои руки и прижал ее к себе. Вблизи ее волосы пахли как цветы после дождя, и его пьянило ощущение ее мягкого теплого тела. Она всколыхнула его. Все, что было крепко заперто на дне его души, вырвалось наружу. То, из-за чего он иногда приходил на конюшню, рискуя попасться на глаза ее деду или садовнику. Или, еще хуже, экономке.

Ее кожа была такой нежной, что ему захотелось дотронуться до нее. Дотронуться до Мей. Поцеловать ее. И ее глаза, влажно-черные при тусклом освещении школьного спортзала, сказали ему, что она тоже этого хочет. Но не тут, где все могли их увидеть и посмеяться над ними.