Сладкий соблазн - [24]

– Тридцать шесть, – отрезала она.

– Милая, – мягко сказал Рейф, – мы живем в двадцать первом веке. Женщины имеют право голоса, занимаются политикой… короче, делают, все, что хотят, и никто не задает им лишних вопросов.

«Кроме их детей», – мысленно добавил он, но его былая обида на мать давно прошла.

– И что из этого? К чему ты клонишь?

– А клоню я вот к чему. Если у тебя не найдется еще парочки ревнивых ухажеров, нам с тобой ни перед кем не придется оправдываться. Не знаю, как насчет твоей сестры, но Стю и слова мне не скажет по поводу того, что мы были здесь вместе.

– Ну, ладно, ничего страшного. Конечно, мы уже взрослые, и… ну да, люди часто живут вместе, и это никого не волнует. Просто в маленьких городах все воспринимается по-другому, и вообще…

– Молли.

– У нас в Гроверс-Холлоу тоже есть кабельное телевидение, так что никого этим…

– Молли, – повторил Рейф, но ее уже понесло. Хорошо хоть птичьи клетки оказались накрытыми, а то и попугаи сказали бы свое веское слово.

Он поднялся с кресла. Встав прямо перед ней, он снова произнес ее имя, а затем схватил ее за руки и привлек к себе.

– Так вот что тебя беспокоит? По-моему, это называется сексуальным возбуждением, – прошептал Рейф и поцеловал ее в губы.

Рейф не ошибся. Это и было сексуальное возбуждение, которое медленно разгоралось весь день.

Седьмая глава

Ее губы были сладкими на вкус. Ее тело оказалось именно таким, каким оно должно быть у женщины, – мягким, податливым и теплым. Упругим. А не хрупким и костлявым, из сплошных углов и граней. Одной лишь новизны этого ощущения было достаточно, чтобы опьянить Рейфа даже до того, как Молли со стоном обвила его руками.

Страсть. Она охватила их обоих. В свои тридцать восемь лет Рейф был уверен, что давно вышел из того возраста, когда гормоны оказываются сильнее здравого смысла. У него имелась куча причин, чтобы избежать близости. Но в нужный момент он не сумел вспомнить ни одной из них.

Неотвратимость – вот, что толкнуло их друг к другу. Рейф не мог удержаться, чтобы не обнять ее, не припасть к ее губам, не прижаться к ее горячему телу, не вобрать в себя аромат Молли Дьюхарст. Невероятную смесь чувственности и невинности.

Рейфа обезоружило полное отсутствие притворства с ее стороны. Да, она восхитительная женщина, и да, они оказались запертыми в очень маленьком доме. Правда и то, что сексуальное притяжение тлело и тлело, разгораясь все сильнее. И, наконец, произошел взрыв.

– Господи, – задыхаясь, прошептала Молли. Ее глаза медленно раскрылись, и она изумленно взглянула в его лицо. – Ты вправду поцеловал меня, или мне это почудилось?

В его шутливом ответе звучала нотка отчаяния.

– Если ты не поняла, значит, я теряю форму.

– О, нет… все замечательно! То есть, у тебя отлично получается. – Молли зажмурилась и уткнулась лицом ему в грудь. – Почему бы тебе не заткнуться, пока ты не выставила себя полной дурой, Молли Лу? – с яростью проворчала она.

Кот дремал на кушетке. Рейф согнал его взмахом руки. Кушетка была узковата, но может, это и к лучшему. С любой другой женщиной следующим шагом была бы постель. Но это Молли, а не какая-то «другая женщина». Рейф понятия не имел, что делать дальше; он знал лишь, что старые правила к ней не подходят.

Одно ясно – этот неудачник, за которым она была замужем, слишком эгоистичен. Рейф знал, как подарить женщине наслаждение. Он довел свое искусство до совершенства. Беда в том, что Молли заслуживает гораздо большего, чем быстрый, безопасный и приятный для обоих секс. А Рейф только это и может ей предложить.

– Гм… может, мне все-таки попробовать пирога, – сказал он, мягко высвобождаясь из ее объятий. Кот снова вскочил на кушетку и окинул его злобным взглядом, словно желая сказать: «Эй, если ты не собираешься воспользоваться этой штукой, приятель, вали отсюда!»

– Ах да, пирог. – Молли покачала головой. – Не знаю, мне почему-то так плакать захотелось.

– Чего тебе захотелось?

– Не обращай внимания, ешь. Мой кусок тоже где-то здесь. Ты не мог бы сунуть его в холодильник? Есть совсем не хочется. Вроде бы пора проголодаться… я же цыпленка даже не попробовала, но… наверное, все дело в погоде. И еще Кенни… и все такое.

Наконец-то до Рейфа дошло. Она смущена. Подозрительно веселый голос, слишком яркий блеск глаз… и губы, все еще припухшие от поцелуя. Рейф не знал, то ли ему съесть пирог, то ли заняться любовью. Он так и стоял столбом, глядя на нее, словно минер, увидевший неизвестное взрывное устройство.

– Молли? – Она отмахнулась, но было уже слишком поздно. Крупная слезинка сорвалась с густых ресниц и поползла по щеке.

– Милая… не надо, – прошептал Рейф.

Это стало последней каплей. В следующие десять секунд Молли стояла, обхватив себя руками и судорожно всхлипывая. Затем Рейф раскрыл объятия, и она слепо шагнула к нему.

Молли переполняло смущение, но она уже не владела собой. Сейчас ей больше всего на свете хотелось, чтобы ее утешили. Она давно выросла из того возраста, когда боль можно исцелить поцелуем, но некоторые потребности остаются на всю жизнь.

Ей не хотелось задумываться о том, почему она так жаждет утешения. Кенни был самой незначительной из причин. Скорее, это связано с каким-то примитивным желанием, которое давно зрело в ее душе.