Сладкий роман - [47]

Прогуливающаяся публика делилась на две категории — туристов и местных. Туристы чаще всего держались стайками и, несмотря на позднее время, не оставляли своих панам, фото — и видеокамер. Были среди них и лирические парочки, совершающими брачное или «деловое» турне. Они выглядели, как правило, нарядно и передвигаться в обнимку. Меня интересовали потенциальные партнеры на сегодняшний вечер — проститутки обоего пола. Женщины слонялись тут всякие, предпочитая, независимо от возраста и комплекции, национальную форму ожежды. «Карменситы» с цветком в волосах или в выемке грудей, с затянутыми корсажами и черным кружевом белья прогуливались возле нашего столика, поглядывая на моих приятелей. А пара смуглых лиц с усиками и смоляными глазами над лоснящимися толстыми щеками, многозначительно развернулись в мою сторону. Ужасно! И все это — за пять тысяч баксов. Неужели я так здорово влипла? Вспомнив о своей хитрости, я повернула стул в направлении толстомордого кавалера и вполне отчетливо дала понять Чаку, что строю джентльмену глазки. Заметив это, Сол вспыхнул энтузиазмом:

— А что бы нам не гульнуть сегодня по-настоящему?! Конечно, тут не Амстердам. Но зато как волнуют южный темперамент и душок «дна» — чистый разврат, грязная грязь!

— Не ты ли, Сол, вчера призывал нас к целомудрию и высоким чувствам. Ехидна. Я уже чуть было не заставила Чака взяться за сочинение сонета… заметила я, не отрывая взгляда от намеченного «кавалера». — Действительно, в этих первобытных жирных южанах есть нечто… отталкивающее.

— Но не во всех, — коротко заметил Чак и, следуя за его взглядом, я увидела подростка, одетого тореадором.

Он стоял, небрежно прислонившись к стене горластого бара, изредка обмениваясь репликами с проходившими мимо «крутыми». Высокий и гибкий малый, потому так картинно сидело на нем старенькое карнавальное облачение. Белые гольфы, темно-зеленые, слишком узкие атласные панталоны с золотыми галунами, бархатное болеро, распахнутое на груди, и вылинявшая пестрая косынка, повязанная до бровей. Чудесное лицо — узкое, тонкое, с крупным горбатым носом и маленькими, глубоко посаженными глазами. Я с пренебрежительной ухмылкой отвернулась: «Сопляк». Чак поманил парня пальцем.

— Добрый вечер сеньоры, — подойдя, поздоровался он и добавил по-английски, — Золото? Секс?

Мы с Чаком переглянулись, мгновение сверлили друг друга прищуренными глазами.

— Золото! — буркнула я.

— Секс, — с вызовом заявил Чак, будто сделал коронный карточный ход.

— Эй, Чаки, это только сводник. Сейчас отведет тебя к «сестренке» на семь пудов или, ещё лучше, к «братику», — с подначкой предупредил Сол.

— Мы хотим быть втроем, — я, ты, она! — Чак ткнул в обозначенных персон пальцем.

— О'кей. Пойдемте со мной, — по-деловому согласился «тореадор».? Здесь совсем не далеко.

Мы поднялись.

— Сол, пожалуй, я вернусь с тобой на яхту. Кажется, переела, взмолилась я.

Чак тут же подхватил меня под руку и бросил Солу:

— Гуд бай, старина, приятных сновидений. Ключи у меня есть.

И мы направились от набережной вверх по крутым, узким и темным улочкам. Из подворотен несло помоями и мочой, из крошечных садиков веяло чем-то лимонно-ванильным. Парень ловко карабкался вверх, выбирая затейливые, кривые переулки, мы молча следовали за ним.

— Наверняка нас здесь пристукнут. Буду рада. Ты-то отобьешься — герой. А я останусь жертвой на поле твоего чрезмерного тщеславия.

Чак положил мою ладонь на задний карман джинсов и подмигнул:

— Всегда ношу с собой. Очень удобная модель — 38,5 калибра.

Вслед за нашим гидом мы вошли в подворотню, смердящую не меньше других. В освещенном окне под крышей кто-то медленно перебирал струны мандолины.

— Брысь! — фыркнул парень и, пошуровав ключом в двери, от которой метнулись в темноту две крупные кошки, пропустил нас в дом.

В передней пахло воском и ещё чем-то церковным в сочетании с запахом сушеного изюма. Парень зажег лампу под стеклянным колпачком в бледно-зеленых воланчиках, едва освещавшую широкий коридор, уставленный старой темной мебелью. Меня охватило ощущение «большого» кино неореалистических лент, с жадностью, выдаваемой за отстраненность, запечатлевших черты исчезающего мира. Увы, здесь не было и привкуса грязного борделя, а настроение тихой грусти все больше подавляло мой авантюристический запал. Хотелось просто оставить на круглом столе, покрытом кружевной тяжелой скатертью, сотенную бумажку и бежать.

Нашему хозяину было не больше пятнадцати. Он остановился в дверях, показывая комнату. Довольно большая, чистая, с прибранной двуспальной кроватью в центре, над железной витой спинкой которой темнело распятие. Но почему-то маленькое, гораздо меньше, чем оставленная на выгоревших обоях тень.

— Здесь жили моя сестра и муж. Муж не вернулся из моря. Сестра уехала в горы к бабушке.

«Ага, и забрала большое, не помогшее её семейному счастью распятие», сообразила я. Хотелось порасспрашивать парня, но Чак пресек мой психологический интерес, властно скомандовав: «Секс!»

— Музыка? Вино? — осведомился хозяин.

— О'кей, музыка. И вино.

Парень включил патефон, от одного стариковского вида которого у меня зашлось сердце, и объявил: