Сладкий привкус яда - [4]

Я уже не просто наступал Родиону на ногу. Я бил по ней каблуком. Орлов же наваливался на свою цель танком, и всякая мелочь, отвлекающая от работы или стоящая на пути, выводила его из себя. Он не выдержал:

– Да что же ты с моей ногой делаешь?!

– Выйдем, поговорим, – процедил я и схватил Родиона за рукав.

Очутившись в коридоре, я бесцеремонно взял его за ворот свитера.

– Ты что творишь? – зашипел я.

– Цыть! – прикрикнул на меня Родион. – Ты зачем дергаешься, чудила? Тебе охота, чтобы твое имя склоняли во все стороны? Пусть этот парень перед миром позорится, ему деньги нужны!

Видя, что я не нахожу возражений, он добавил:

– Пойми же ты! Стоит только один раз попасть в прессу и на телевидение с клеймом «преступник», так потом за всю жизнь от него не отмоешься! Тебе это надо? Нам с тобой еще не один фильм снимать, потому стоит позаботиться о чистоте имени. А спортивной карьере этого парня каюк! От него, как от прокаженного, теперь все отмахиваться будут.

Вроде бы он меня убедил. Теперь я становился главным провокатором, как с легкостью окрестил меня Родион. После того как Родион и Столешко уйдут через седловину Плахи в деревню Хэдлок, я должен буду подняться с одним или двумя свидетелями на место «преступления», найти оставленные там «улики» и растрезвонить об убийстве Родиона по всему Непалу, а потом и по Арапову Полю. И уже после этого в усадьбе появится Родион. Представляю, сколько шишек посыплется на его несчастную голову!

В этот же день мы сочинили письмо, которое Столешко якобы написал Родиону с просьбой взять его в нашу связку в качестве высотного носильщика. При помощи «Полароида» я сделал несколько портретов Столешко, сканировал их и записал файлы на чистую дискету. Потом переделал «договор», вписав в него фамилию Столешко.

Кажется, мы предусмотрели все. Столешко потребовал у Родиона всю обещанную сумму сразу и наличными. Когда он пересчитывал купюры, раскладывая их аккуратными стопками на столе, я подумал, что честное и незапятнанное имя тоже стало товаром.

Седьмого марта вертолетом ВВС Непала мы втроем вылетели к подножию Ледовой Плахи, где расположился базовый лагерь американской экспедиции Креспи.

Игра началась.

Глава 2 ДВАДЦАТЬ ДВЕ ТЫСЯЧИ ФУТОВ НАД УРОВНЕМ МОРЯ

Я оглянулся, медленно подтягивая к себе веревку, но Бадура не увидел – портер[2] скрывался за перегибом карниза. Я висел над пропастью, почти упираясь темечком в ледяной язык натечного льда. Свободной веревки осталось пять метров. Этого было мало для того, чтобы я мог добраться до небольшой скальной полочки, где можно было бы без риска забить крюк. А здесь, в окружении линз льда, один удар молотка мог обрушить на голову шерпа[3] многотонную сосульку.

Ветер крепчал с каждой минутой. Все вокруг затянуло серой мглой. Порывы ветра швыряли в лицо колкий снежный песок. Время от времени исполинское тело горы начинало мелко дрожать, словно где-то вверху проносился тяжелый железнодорожный состав – не выдерживая тяжести выпавшего снега, с крутых склонов одна за другой срывались лавины.

– Почему застряли, сэр?! – по-английски орал снизу портер.

Я держался на стене из последних сил. Рука в перчатке шарила в поисках хоть какого-нибудь выступа, за который можно было бы ухватиться. Зубья титановых кошек под моей тяжестью крошили лед, белая крошка сыпалась в бездну. Я часто дышал, в голове грохотал колокол, пульсировала в висках кровь. Серое, отдающее холодом тело стены стояло перед моими глазами. Я прижался к нему всем телом, различая мельчайшие пупырышки и сколы; камень был земным и казался обыкновенным, но эта стена меня не принимала, она будто отвернулась от меня, не желая видеть мое искаженное напряжением лицо и слышать крик, сдавленный зубами. Спасти мог только ледоруб. Я приподнял его, выискивая место, куда можно было вы вогнать отточенный с зазубринами клюв, но снова подавил в себе желание шарахнуть по ледовому языку.

– Сэр! Бадур хочет идти вниз! – донесся до меня голос портера. Интонация была интересной – в ней наполовину угадывался вопрос, наполовину – каприз. Он словно давал мне понять, что пока еще спрашивает моего разрешения, но очень скоро просто объявит мне о своем решении.

У меня не было сил подыскивать в уме ругательства, и в ответ я лишь дернул веревку. Потом прислонился лбом к стене и мысленно сказал ей: «Что ж ты делаешь со мной, гадина?» Клюв ледоруба несильно тюкнулся о камень, высекая искру. Черные круглые очки припорошило снегом, и я почти ослеп. Поднял руку еще выше, снова опустил клюв на камень и провел им сверху вниз. Не вовремя загудел зуммер радиостанции. Меня вызывал базовый лагерь. Руки держали на себе мою жизнь, и я не мог даже протереть стекла очков, не то что вынуть из чехла радиостанцию.

Ледоруб сам нашел полочку и зацепился за нее кончиком клюва. Она была столь ничтожна, что ее по размерам можно было сравнивать с прыщом на физиономии подростка, и все же ледоруб крепко насел на нее, и я постепенно перенес на него вес тела.

Теперь я мог перевести дыхание и оглядеться. Подо мной разбухал, раздувался, будто в гигантском котле, белый пар, кажущийся плотным, как ватные комки. Он, преследуя нас, постепенно взбирался по стене, обросшей огрызками скал, словно шипами. Еще полчаса, от силы сорок минут – и облако поглотит нас, лишив возможности ориентироваться.