Сладкий перец, горький мед - [2]

Разве расскажешь каждому, как приходилось ей, взрослеющей девочке, донашивать Серегины рубашки и куртки с мальчуковой застежкой, когда он щеголял в новых джемперах и куртках. Разве расскажешь, как смеялись над Таней подружки и одноклассницы за эти старые мальчуковые вещи, когда после уроков каждый брал в раздевалке свою одежду: подружки — новые супермодные японские плащи из кожзаменителя, Таня — синюю потертую Серегину куртку старого советского образца с ужасными металлическими пуговицами, похожую на телогрейку из болоньи. Это потом, повзрослев, Таня поняла, что таким образом родители копили деньги на машину — жесточайшей экономией, и с их точки зрения целесообразней было купить четырнадцатилетнему Сергею красивую куртку, чтобы потом, через пару лет, она перешла подросшей Татьяне по наследству уже сильно поношенной, не совсем модной и уж совсем не девичьей. А Сергею снова купят новую, и он снова будет с ухмылкой смотреть на сестру, примеряющую его обноски, и снова больно ранит излюбленными словами "в семье не без урода", мол, я-то точно знаю, что этот урод ты…

Нет, родители у них были хорошие, даже очень хорошие, особенно отец — он никогда не ругал и не наказывал детей, предварительно не разобравшись, кто виноват. Папка был самым справедливым человеком на свете, и самым умным. Но того, как чувствует себя почти девушка в такой одежде — даже любимый папка не понимал…

А помимо вышеперечисленных причин были постоянные затрещины, издевки физические и моральные, и без конца эта убийственная фраза: "в семье не без урода". А от урода, мол, чего ожидать…

Итак, погрузив полусонных детей в машину, Голики тронулись в путь.

***

Вовкино пробуждение было, пожалуй, не слаще. Накануне, 1 мая, с утра ходили на демонстрацию. Хотя, разве это демонстрация — сорок минут покричали у трибуны, сооруженной на скорую руку в центре поселка, "Слава победе коммунистического труда", "Слава советскому народу", "Слава КПСС", "Слава советской милиции", и, наконец, самое главное — "Слава советской молодежи". На последний лозунг отвечали громче и активнее остальных, потому как кто ж тебе, любимому, прокричит "Слава", если не ты сам? Вот в городе демонстрация — это действительно демонстрация, полдня шагать надо, тысячи людей проходят мимо, а тут же — ба, знакомые все лица! Весь поселок — два с половиной квартала, да несколько пятиэтажек, от них и название такое у их захолустья — Поселок Городского Типа, а сокращенно — ПГТ.

Зато вечером, как и положено, собралась теплая компания. Бормотухой запаслись загодя, закуски — слава Богу, все из Нахаловки ("нецентральный" массив вышеупомянутого ПГТ) — у всех огороды да животина во дворе, так что закуски хватило бы и на роту. Винища, впрочем, тоже — это уж они свои силы явно переоценили… Короче, головка вава, во рту кака, в карманах пусто-пусто… Треснуть бы сейчас рассольчику холодненького из погреба, да бате на глаза показываться неохота — застукал вчера "в нетрезвом состоянии" — сегодня по головке не погладит…

Вовка Дрибница, от роду семнадцати лет, заканчивал десятый класс. К вину не привык — родители держали в строгости, баловаться не дозволяли. Вырос Вовка парнем крепким, здоровым и лицом не уродом — вполне приятный кареглазый юноша, разве что нос немного длинноват и кончик его словно бы обрублен неловким папой Карло. А в остальном парень хоть куда — в меру красив, неглуп и патологически скромен.

Итак, долго спать в этот день не было суждено ни одному из участников описываемых событий — сегодня в Нахаловку ожидался приезд городских родственников, которые, к тому же, должны были пожаловать не одни, а со своими друзьями Голиками.

…Дорога заняла немного больше времени, нежели рассчитывали путешественники: праздничные дни во время посевной — почти королевский подарок от родного правительства и, конечно, все дачники и горожане, имеющие сельских родственников, воспользовались дополнительными выходными в своих "корыстных" целях. Как следствие — забитые напрочь шоссе, то и дело возникающие пробки и прочие прелести родных российских дорог. Не всем удалось выехать 30 апреля или 1 мая — многие, как и Чудаковы с Голиками, в обязательном порядке должны были отметиться на демонстрации. Да и, чего греха таить, любили главы наших семейств это дело — праздник, всеобщее ликование, да и разве с пустыми руками на демонстрацию кто-нибудь ходит? Обязательно походная фляжечка на пол-литра горячительной жидкости, походные же пластмассовые стопочки да любовно приготовленная супругой праздничная закуска. После пяти минут пешей прогулки — минут десять перекура: как раз достаточно, чтобы опрокинуть рюмашку-другую, пообщаться с народом, разные байки потравить, анекдоты. И снова вперед. После нескольких таких стоянок обычно начинались народные песнопения: кто под гармошку, кто под гитару… Романтика! Часа три, а то и четыре так повеселишься, потом галопом по европам мимо трибуны с главнокомандующими партийными боссами городского масштаба пробежишь, покричишь "Ура" на все их призывные лозунги, продемонстрировав тем самым полную свою солидарность с трудящимися всего мира — и домой, догуливать до самого вечера. Правда, с началом перестройки прежнее понятие демонстрации несколько девальвировалось, грозя в ближайшем будущем превратиться в анахронизм, но пока еще были сильны прежние взгляды, социалистическая закалка. А посему пропустить такое действо ни Чудаков, ни Голик не могли.