Сладкий папочка - [55]

Я прижала ее маленькую головку к своей влажной от слез блузке.

– Я не домой, малыш. У каждой из нас своя работа, помнишь? Моя – делать людям прически, твоя – ходить в школу.

– Мне моя работа не нравится!

Отстранив ее немного, я вытерла ей рассопливившийся нос.

– Каррингтон, у меня идея. Ну-ка смотри... – Я взяла ее за руку и повернула запястьем кверху. – Я тебя поцелую, и мой поцелуй останется с тобой на весь день. Гляди. – Наклонив голову, я прижала губы к ее бледной коже чуть пониже локтя. На руке остался яркий отпечаток помады. – Вот. Теперь, когда заскучаешь по мне, он тебе напомнит, что я тебя люблю и скоро приду забирать домой.

Каррингтон с сомнением посмотрела на восковой розовый отпечаток, но я с облегчением отметила, что слезы у нее больше не текут.

– Лучше бы поцелуй был красным, – после долгой паузы проговорила она.

– Завтра накрашу губы красной помадой, – пообещала я. Поднявшись, я взяла ее за руку. – Ну, малыш, ступай, познакомься с кем-нибудь и нарисуй мне картинку. Время быстро пролетит, и глазом моргнуть не успеешь.

Каррингтон относилась к школе по-солдатски стойко, как к военной службе. Ритуал прощального поцелуя прижился. Однажды, когда я о нем забыла, мне в салон позвонила учительница и виновато сообщила, что Каррингтон так расстроена, что срывает занятия. В обеденный перерыв я на всех парах понеслась в школу, где в дверях класса встретила свою сестру с распухшими от слез глазами.

Я примчалась взмыленная, запыхавшаяся и раздраженная до предела.

– Каррингтон, что за дела такие? Неужели и дня нельзя прожить без поцелуя на руке?

– Нельзя. – Набычившись, она протянула мне руку. Ее заплаканное лицо выражало упрямство.

Вздохнув, я оставила отпечаток губной помады.

– Ну теперь-то ты будешь себя хорошо вести?

– Буду! – Она, подскочив, вприпрыжку побежала в класс, а я поспешила обратно на работу.

Когда мы ходили с ней куда-нибудь, люди всегда обращали на Каррингтон внимание, вплоть до того, что останавливались, расспрашивали и рассыпались в восхищениях. Все говорили, что она очень красивый ребенок. Никому и в голову никогда не приходило, что я ее родственница. Все думали, я ее нянька, и выдавали что-то вроде: «Как долго вы с ней сидите?» или: «Должно быть, родители очень гордятся ею». Даже медсестра нашего нового педиатра настойчиво просила меня отнести бланки Каррингтон домой и подписать их у кого-нибудь из родителей или опекуна. Когда же я сказала, что я сестра Каррингтон, она восприняла это заявление с нескрываемым скептицизмом. Я понимала, почему наша родственная связь подвергалась сомнению: слишком уж отличались мы друг от друга цветом кожи. Мы смотрелись с ней вместе как коричневая несушка с белым яйцом.

Вскоре после того как Каррингтон исполнилось четыре года, я поняла, чего мне можно ждать от общения с мужчинами. Как выяснилось, ничего хорошего. Одна из стилистов в салоне, Энджи Кин, устроила мне свидание «вслепую» со своим братом Майком. Тот незадолго до этого развелся со своей женой, бывшей однокурсницей, с которой они прожили два года. Майк, по словам Энджи, искал девушку – полную противоположность его жены.

– Чем он занимается? – поинтересовалась я.

– О, дела у Майка идут замечательно. Он один из лучших менеджеров по продажам в «Прайс парадайз». – Энджи со значением посмотрела на меня. – Майк – добытчик.

В лексиконе техасцев любой мужчина со стабильным заработком называется добытчиком, а тех, кто не имеет работы или попросту не хочет работать, всех без исключения называют «бабба»[14]. Истина такова, что добытчики иногда становятся бабба, а вот наоборот случается крайне редко.

Я записала Энджи номер своего телефона с тем, чтобы она передала его брату. Майк позвонил на следующий вечер, и мне понравились его приятный голос и непринужденный смех. Мы с ним договорились пойти в японский ресторан, поскольку я никогда не пробовала японской еды.

– Я согласна на все, кроме сырой рыбы.

– Они ее там так готовят, что тебе понравится.

– Ну ладно. – «Ведь миллионы-то людей едят суши, и ничего, живы да еще всем рассказывают о своем опыте, – подумала я, – а раз так, то и мне тоже можно попробовать». – Когда ты за мной заедешь?

– В восемь.

Я задумалась, смогу ли найти няньку, которая согласилась бы остаться с Каррингтон до полуночи. Я понятия не имела, сколько берут няньки. И как Каррингтон посмотрит на то, чтобы остаться под надзором постороннего человека.

– Отлично, – сказала я. – Попробую найти няньку, и если вдруг возникнут проблемы, тебе перез...

– Няньку, – резко перебил меня Майк. – Для кого это няньку?

– Для моей младшей сестры.

– О! Она ночует у тебя?

Я заколебалась с ответом. – Да.

Ни с кем в салоне «Уан» я не обсуждала свою личную жизнь. Ни одна живая душа, даже Энджи, не знала, что у меня на пожизненном попечении четырехлетний ребенок. И хоть я понимала, что Майка следовало бы поставить об этом в известность сразу же, но дело было в том, что мне уж очень хотелось пойти на свидание. Вся моя жизнь была сосредоточена вокруг ребенка, и казалось, что так будет всегда. А Энджи предупредила, что ее брату девушка с довеском не нужна, он якобы все хочет начать с чистого листа.