— Не отвечай, — сказала я, когда услышала музыкальные трели телефонного сигнала в нашей квартире. Назовите это предчувствием, паранойей, но мне почудилось в этом звуке что-то зловещее, что разрушит мое комфортное существование, которое мне удалось создать для себя.
— Начинается с 281, — сказал мой бой-френд Дэйн, добавляя натуральный томатный соус в блюдо из тофу, которое готовил. Дэйн был убежденным вегетарианцем, а это означало, что мы использовали соевый белок вместо говяжьего фарша в лазанье. Это могло довести любого коренного техасца до слез, но ради Дэйна я старалась к этому привыкнуть. — Высветилось на определителе номера.
281. Хьюстон. Этих трех цифр хватило, чтобы привести меня в состояние паники.
— Это моя мама или сестра, — в полном отчаянии сказала я. — Пусть сработает автоответчик. — Я не общалась ни с одной из них, по крайней мере, последние два года. Замкнутый круг.
Замерев с горстью замороженных овощей для соуса в руке, Дэйн сказал:
— Ты не сможешь просто так убежать от своих страхов. Разве не это ты всегда говоришь своим читателям?
Я вела колонку советов в «Vibe». Этот журнал специализировался на статьях о человеческих отношениях, и влиянии на них городской культуры. Свою колонку, которая называется «Спросите мисс Независимость», я придумала еще тогда, когда была студенткой и публиковалась в студенческой газете — там она довольно скоро стала очень популярной. После получения высшего образования, я предложила мисс Независимость в «Vibe», и получила еженедельную колонку. Большинство советов печатались публично, но были так же частные платные услуги — для ответов тем, кто хотел конфиденциальности. Чтобы увеличить свои доходы, я также писала статьи и в другие женские журналы как внештатный сотрудник.
— Я не бегу от своих страхов, — ответила я Дэйну. — Я убегаю от своих родственников. Замкнутый круг.
— Просто возьми трубку, Элла. Ты всегда советуешь людям встречать проблемы лицом к лицу.
— Да. Но сама предпочитаю игнорировать раны и позволять им нагнаиваться, — я осторожно подошла к телефону и украдкой взглянула на светящиеся цифры. — О, Боже. Это — мама.
Замкнутый круг.
— Ответь, — сказал Дэйн. — Что такого плохого может произойти?
Я уставилась на телефон с тихой ненавистью.
— Она может в течение тридцати секунд сказать такое, что пустит насмарку всю ту терапию, что я прошла.
Замкнутый круг.
— Если ты не узнаешь, чего она хочет, то будешь переживать из-за этого всю ночь, — сказал Дэйн.
Я глубоко вздохнула и взяла трубку.
— Алло?
— Элла, чрезвычайная ситуация!
Для моей мамы, Канди Варнер, все было чрезвычайной ситуацией. Она была из тех мамочек, которые всегда пребывали в состоянии шока и страха, по-актерски драматизируя любую ситуацию. Но она делала это настолько умело, что очень немногие из окружающих подозревали, что на самом деле происходило за закрытыми дверями. Она требовала от своих дочерей поддерживать миф о нашей счастливой жизни, а я и Тара не могли ей отказать.
Время от времени мама хотела полного родства душ со мной и моей младшей сестрой, но очень быстро становилась нетерпеливой и неприветливой. Мы научились определять признаки изменения ее настроения. Мы были, своего рода, исследователями торнадо, которые должны быть рядом с ним, но стараются не попасть в его эпицентр.
Я направилась в гостиную, подальше от Дэйна и грохота кастрюль.
— Как дела, мама? Что случилось?
— Я тебе только что сказала. Катастрофа! Сегодня приезжала Тара. Без предупреждения. И у нее есть ребенок.
— Ее собственный ребенок?
— Зачем ей нужен чужой ребенок? Конечно, ее. Ты не знала о том, что она беременна?
— Нет, — удалось сказать мне, когда я на ощупь дотянулась до спинки дивана. Я прислонилась к ней: наполовину присев, наполовину согнувшись. И почувствовала нервную тяжесть в животе. — Я не знала. Мы не созванивались.
— А когда ты вообще в последний раз брала телефон в руки, чтобы ей позвонить? Или подумала о ком-то из нас, Элла? О своей семье? Мы вообще есть в твоем списке приоритетов?
Я онемела, а сердце застучало, как электрическая сушилка полная мокрых тапочек из воспоминаний моего детства. Но я больше не была ребенком. Вспомнив, что я женщина со степенью бакалавра, успешной карьерой, постоянным приятелем и широким кругом хороших друзей, я смогла спокойно ответить:
— Я присылала открытки.
— Они были совершенно не искренние. В открытке к последнему Дню Матери не было ни слова обо всем том, что я делала для вас, когда вы росли. О счастливых временах.
Я прижала руку ко лбу в надежде, что мой мозг не разлетится на кусочки.
— Мама, Тара с тобой?
— Я звонила бы тебе, если бы она была здесь? Она… — моя мама была прервана громким младенческим воплем. — Слышишь, с чем я имею дело? Она оставила его здесь, Элла! Она ушла! И, что, собственно говоря, я должна делать?
— Она сказала, когда вернется?
— Нет.
— Она была без парня? Она сказала, кто отец ребенка?
— Я думаю, она сама не знает. Она разрушила свою жизнь, Элла. Ни один мужчина не захочет ее после этого.
— Может, ты удивишься, но многие незамужние женщины имеют детей в наше время, — сказала я.
— Это же такое клеймо! Ты знаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы уберечь от него тебя и Тару?
