Сладкий капкан - [34]

— Я упустил ее в Роттердаме, — тяжело дыша, признался он. — Куда теперь зайдет «Куин Мэри-2»?

— Следующий пункт прибытия лайнера — Лиссабон, сэр, — ответил служащий. — «Куин Мэри-2» прибудет туда через три дня.

— Ну что ж, — скрипнул зубами Антуан, — у меня будет достаточно времени, чтобы добраться туда даже пешком.

Ровно через три дня Антуан был в Лиссабоне и, стоя у трапа, встречал пассажиров, сходящих на берег с «Куин Мэри-2». Но среди тех, кто решил отправиться на экскурсию в столицу Португалии, Николь не было. И хотя Антуан считался хладнокровным человеком, на этот раз он буквально взорвался от отчаяния. И потребовал встречи с капитаном «Куин Мэри-2».

Тот, сверившись с компьютером, смог только подтвердить, что среди пассажиров его лайнера мадемуазель Барро на данный момент не числится.

Антуан помертвел. Что все это означает?! Как же проклинал он в этот момент все те непредвиденные обстоятельства, которые не позволили ему добраться до Роттердама! Вызвали помощника капитана.

— Николь Барро? — переспросил он. — Да, помню. Когда мы делали двадцатиминутную техническую остановку в Сен-Дени-д'Олероне, чтобы набрать пресной воды, мадемуазель Барро подошла ко мне и заявила, что по неотложным медицинским обстоятельствам ей надо срочно покинуть лайнер. Я сам отвел ее на буксир, который и отвез ее на берег.

— А потом? Вы не видели, куда она поехала потом?

— Не знаю. Я видел только, что подле нее остановилось такси — очевидно, мадемуазель вызвала его по телефону — и она уехала. А куда, не имею ни малейшего представления.

Звонок другу-полицейскому в Париж ничего утешительного не принес. Следы Николь Барро окончательно затерялись.

Антуану пришлось несолоно хлебавши возвращаться в Бордо. Несмотря на горе, буквально снедавшее его, он должен был продолжать свой бизнес, руководить отелем и рестораном.

Как-то он поинтересовался у Патрика, почему тот ничего не спрашивает о Николь.

— Ну, хозяин, эта гордячка меня больше не интересует, — сухо заметил ирландец. — Я пытался поухаживать за ней, но она так меня отшила… А я, как известно, предпочитаю девиц сговорчивых.

Ирландец, казалось, говорил так искренне, что Антуан поверил ему.

Ингрид же несколько раз спрашивала мужа, куда пропала эта «деревенская простушка». На это Антуан, который скрывал исчезновение Николь от жены, терпеливо ей объяснял, что сезон сбора трюфелей закончился и, видимо, Николь занимается другими делами. Правду жене Антуан открывать не спешил. Он хорошо помнил, что обе женщины не испытывали симпатии друг к другу. Больше Ингрид интереса к Николь не проявляла.

А потом Ингрид забыла о «деревенской простушке» навсегда. Потому что в ее жизни появилась новая высота, которую она решила во что бы то ни стало покорить.

Однажды она пила кофе в фешенебельном открытом кафе «Англетер» с видом на Бискайский залив. В открытом море красиво плыли белоснежные паруса горделивых яхт, маячили силуэты океанских пароходов, а мысли Ингрид уносились далеко-далеко — к берегам ее родной Гренландии, к берегам Ирландии, откуда был родом ее нынешний любовник, и еще бог весть куда.

К ее столику приблизился красивый седовласый мужчина с крепким южным загаром:

— Вы позволите, мадам?

Ингрид скользнула по нему внимательным быстрым взглядом.

— Пожалуйста, — разрешила она. Судя по всему, мужчина был не из Бордо, а приехал откуда-то издалека. Интересно, откуда?

— Вы не сердитесь, что я решился нарушить ваше одиночество?

— Отчего же? Вы ведь еще не сделали ничего плохого, — улыбнулась она.

— Дело в том, что я приехал в Бордо с другого конца света. Сам я из Южно-Африканской Республики. Там я владею крупными виноградниками, и мое вино признано одним из лучших на местном рынке. Но здешние вина все же гораздо выше качеством. И вот я решил приехать сюда познакомиться с лучшими виноградниками Бордо.

— Вы сделали безупречный выбор, — промурлыкала Ингрид. — Виноградники Бордо, быть может, лучшие во всей Франции.

— Я уже понял это, судя по качеству местного вина, — улыбнулся мужчина и высоко поднял вверх бокал, салютуя своей прекрасной собеседнице. Красота Ингрид его опьяняла. И он, обычно сдержанный и немногословный, пустился в откровенное повествование: — Меня зовут Биллем Рейсдал. Моими предками были голландцы. Они поселились в Южной Африке почти триста лет назад. Сначала занимались скотоводством, потом, когда там началась алмазная лихорадка, переключились на добычу алмазов. Но в конце концов всеми алмазами в Южной Африке стала заниматься одна семья — Оппенгеймеры, и мои предки снова вернулись к сельскому хозяйству. Только теперь они выращивали уже не коров и овец, а виноград и пшеницу. — Рейсдал откинулся на спинку стула. — Слава богу, у нас есть где развернуться. Площадь принадлежащей лично мне земли достигает трехсот квадратных километров. Это в шесть раз больше, чем все государство Сан-Марино, и в два раза — чем Лихтенштейн.

— Фантастика, — чуть не лишившись чувств от такой новости, пробормотала Ингрид. — Значит, вы фактически являетесь правителем целого государства!

— Ну что вы, — засмеялся южноафриканец, — у нас есть поместья и побольше. Мое отнюдь не самое крупное.