Сладкая горечь слез - [35]

Потом я тихонько погладила его по щеке и спросила:

— Сколько тебе было лет, когда твой отец умер?

— Не знаю. Я был совсем младенцем.

— Как он умер? — Я пыталась представить юную вдову Дину с маленьким Садигом на руках.

— Существуют разные версии, — усмехнулся он. — Некоторые считают, что во всем виновата моя мать.

— Виновата? — Я резко села. — Что ты имеешь в виду? Она что, убила его?! Не верь им! Уж я-то точно не верила.

— Да нет, — он тихо рассмеялся, — не убила. Но, говорят, довела его до этого.

— Что… это как?

Садиг больше не смеялся.

— Я не знаю как. Я вообще ничего не знаю. — Но печаль уже рассеялась.

Я хотела было расспросить подробнее, но он опять начал меня целовать, и все вспыхнуло с новой силой. В этот раз получилось гораздо техничнее.

На следующий день мне не хотелось в гости к Дине. Но около десяти утра она сама появилась у нас. Со свертком в руках — подарком для меня.

— Ты вчера не пришла. А я хотела вручить тебе это и поздравить с днем рождения, — улыбалась она.

— Как… откуда вы узнали про день рождения?

— Подсмотрела, когда ты заполняла анкету в библиотеке. Восемнадцать — ты теперь совсем взрослая, юная женщина. Имеешь право голосовать. Хозяйка своего будущего. Так ведь?

— И вы запомнили?

— Ну разумеется!

— Здесь никто не знал, что у меня день рождения.

— Глупышка. — Дина ласково положила руку мне на плечо. — Надо было им сказать. — И вложила подарок мне в руки: — Давай, открывай.

Я торопливо разорвала обертку. Книга. «Путь пилигрима» Джона Беньяна.

— Именно ее Марми подарила Мег и Джо. Бет и Эмми. В «Маленьких женщинах», — пояснила Дина.

— Помню, — кивнула я. — Спасибо, Дина. Я… спасибо за все.

К тому времени, как поняла, что беременна, «Путь пилигрима» я прочла уже трижды, по крайней мере, первую часть, о пути Кристиана.

Чтение оказалось не из легких, а глава про его жену, Кристиану, еще и не особо интересна. Но книга все во мне перевернула. Впервые в жизни я поняла, что такое вера. Раз за разом я благодарила Дину и настаивала на том, что и она должна прочитать этот удивительный роман.

— У нас есть свои притчи о вере, Анжела. Но, знаешь, смысл их тот же.

Я обдумала ее слова. Но не согласилась с ними, поскольку знала правду. Иисус сказал: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня». И теперь я это поняла. Мне, как и Кристиану, пришлось покинуть дом и отправиться в странствия, блуждать окольными тропами и совершать ошибки, чтобы постичь истину. Я понимала, что предстоит еще долгий путь, но теперь ясно было, ради чего.

Я решилась сообщить отцу о своей беременности. А он, как назло, все никак не возвращался домой. Казалось бы, мне следовало нервничать и бояться. Но объявить такую новость маме или Дедушке Пелтону было бы гораздо сложнее, хотя рано или поздно это все равно придется сделать.

Отец же просто долго молчал. Потом, не спрашивая ни о чем — кто отец ребенка и прочее, — подошел и обнял меня. Я разревелась.

— Тшш. Все в порядке, Энджи. Все будет хорошо, обещаю.

Он обнимал меня, гладил по голове, немного неуклюже и совсем не так, как я представляла раньше, убегая из родного дома. Он не отпускал меня, пока из меня не вытекла, казалось, вся жидкость. После чего принес стакан воды и вновь обнял. Я жадно пила воду и столь же жадно впитывала его объятия.

— Все нормально, Энджи, — произнес он наконец. — У тебя вся жизнь впереди. Мы что-нибудь придумаем. А пока отдохни.

Он уложил меня на диван, заботливо подоткнул одеяло. Я ощущала себя такой беззащитной, маленькой и, как ребенок, которого он никогда не знал, виновато спросила:

— Ты сердишься?

— Что ты, Энджи, нет. Это просто ошибка. Я люблю тебя, и я с тобой.

И я прикрыла глаза, успокоенная и счастливая.

Несколько минут спустя я услышала, как он говорит по телефону. С Конни. Рассказывал ей обо всем. И я мгновенно пришла в ярость. Он вернулся, взял меня за руку; сочувственно глядя в глаза, проговорил:

— Дорогая, Конни все устроит.

— Конни?..

Он кивнул:

— Она записала тебя на прием, прямо сейчас.

— На прием?

— На аборт. — Папа стиснул мою руку. — Я буду рядом с тобой.

— Аборт? — Рука безвольно обмякла.

— Все будет хорошо, обещаю. Это несложная операция. — Он коротко прижал меня к груди, глянул на часы: — Мне нужно забрать Кори и Мишель с их занятий. Я скоро вернусь, Энджи, и мы еще поговорим об этом. Но ни о чем не беспокойся, ладно?

Я окаменела, не произнеся ни слова. Слышала, как звякнули ключи, хлопнула входная дверь, взревел, постепенно затихая, двигатель автомобиля. А я все пыталась глубоко дышать, чтобы успокоиться. Не помогало. Я спрыгнула с дивана, бросилась вслед отцу, но он уже уехал. Едва вошла обратно в дом, зазвонил телефон. Мама.

— Энджи? Детка, возвращайся домой!

— Что случилось, мам?

— Папа… твой дедушка… У него случился сердечный приступ. Я… пыталась делать массаж сердца, но ничего не помогло. Он умер до приезда «скорой помощи», и они тоже не смогли его реанимировать. Ты приедешь, Энджи? Приедешь, правда?

Я сказала, что приеду, и повесила трубку. И зарыдала. Зажатая между жизнью и смертью — и смерти будет больше, если согласиться на то, что предложил отец, — я не представляла, что делать. Я бросилась к Дине, а в голове все время звучал голос дедушки. Он был таким замечательным, и вот его больше нет, а я была для него сущим наказанием. Представляю, что бы он сказал про папину идею насчет аборта. Страшный грех, покрывающий грех. Вместо искупления.