Сладкая горечь слез - [2]

Шрифт
Интервал

Распространение Благой вести — традиция, поддерживаемая вот уже четвертым поколением нашей семьи, и я искренне предполагала ее продолжить.

Мой прадедушка — преподобный Пол Пелтон. Тот самый. Если вы имеете хотя бы приблизительное представление о евангелической церкви, то наверняка слышали о нем. Сын проповедника из Оклахомы, родившийся сразу после Первой мировой войны, он объехал весь земной шар в качестве миссионера сразу после Второй, и жена следовала за ним по пятам. Их единственная дочь, Фэйт Пелтон, — моя бабушка по матери — родилась в Китае. Когда ей исполнилось десять, родители впервые привезли Бабушку Фэйт в Штаты.

Они прибыли как раз вовремя, чтобы увидеть Элвиса Пресли в «Шоу Эда Салливана» — одно из первых его появлений на ТВ, еще до того, как его бедра начали вырезать из кадра. Именно тогда, шокированный увиденным (Элвис своим голосом приводил в возбуждение кучку визжащих девиц, вертясь и извиваясь так, что это напоминало дикий, совершенно немиссионерский секс), прадедушка решил остаться в Штатах, осознав, что, пока он распространял Слово Божье среди несчастных заблудших племен, христианская нация, которую он считал своей, земля пуритан, его предков, погрязла в грехе.

Через два года после этого знаменательного решения вышла в свет книга прадедушки Пелтона «Эволюция». Книга стала бестселлером, а прадедушка — героем консервативных христиан страны. Много лет спустя слава Пелтона помогла его внуку сделать карьеру в том самом средстве массовой информации, которое так ужаснуло прадедушку по возвращении в Штаты. Дядя Рон, мамин брат, переехал на сотню километров к северу от родного Гарден-Хилл в пригород Лос-Анджелеса, чтобы стать самым молодым в истории телепроповедником, ведущим еженедельного телешоу. Он утверждал, что его миссия — превратить Голливуд в подлинно священное место[1].

Мама тоже продолжила семейную традицию, но в более мягком варианте. Она сосредоточилась на детях. На мне и моем брате. На наших кузенах и всех остальных детишках из конгрегации. Ее лагерь «Пу-Пи» с самого начала был семейным предприятием. Будучи директором лагеря, на те две недели, что мы проводили в горах Южной Калифорнии, она практически становилась родной матерью каждому, зорко следила, чтобы все были накормлены, причесаны, всегда заняты делом, намазаны «бактином»[2] и вовремя заклеены пластырем. Бабушка Фэйт большую часть года проводила в медицинских миссиях по всему свету — в качестве сестры милосердия, но между своими вояжами на очередной край света она тоже присоединялась к нам. И дядя Рон появлялся в нашем лагере, однажды даже вел телетрансляцию прямо оттуда. Папа отвечал за закручивание гаек — в прямом смысле. Он был плотником и мастером на все руки, именно он готовил все развлечения. Сооруженная под маминым руководством замысловатая полоса препятствий — полностью его детище. Полоса препятствий меня и доконала.

Каждый день после завтрака мы бегали, скакали по автомобильным покрышкам, пытались не увязнуть в Трясине Уныния — жидкой грязи, которую специально регулярно поливали; если выпустишь из рук Нить Веры, обязательно изваляешься в дерьме. Мы бегали по лесу, карабкались на скалы, преодолевали Долины Унижения и Печали. Большая часть препятствий представляла собой Путь Христианина, позаимствованный из книги «Путь пилигрима» Джона Беньяна, пуританского классика семнадцатого века, — символические вехи на пути Веры, тщательно обновляемые мамой каждое лето аллегории спасения из любимой ее книги; она говорила, что именно эта книга сделала ее христианкой.

Мы еще не умели читать, а мама уже подарила нам с Крисом на Рождество по книжке, затолкав их в рождественские чулки. Позже она рассказывала, как сестры Марч в «Маленьких женщинах» — еще одна книжка, от которой мама сходила с ума, набитая откровенными и скрытыми реминесценциями в адрес Беньяна, — получили такой же подарок от своей матушки в скудные тяжкие времена Гражданской войны. Она частенько шутила, что вышла замуж за папу отчасти еще и потому, что его второе имя — Марч. Брата моего она назвала Кристианом, в честь пилигрима из книги Беньяна. А меня — Джозефиной, по имени озорницы из «Маленьких женщин». Джозефина Марч, или просто Джо, — это я.

Я любила лагерь. Правда, не так самозабвенно, как Крис. Он всегда первым выполнял любое задание, первым отыскивал спрятанные сокровища, первым приходил к финишу. Кроме того раза, когда мама устроила безумный забег с препятствиями под названием «Уступи Место». Идея состояла в том, чтобы прийти последним.

Состязание началось сразу после завтрака. Ма скомандовала: «На старт, внимание, марш!» — и никто не двинулся с места. Ни один из нас не сделал ни шага. Мы поочередно, хихикая, усаживались на землю. Так и сидели, посмеиваясь. Казалось, так продолжалось несколько часов, хотя на самом деле прошло всего несколько минут. Разговаривать было запрещено. Некоторые, склонив головы, молились. А потом папа выкатил жаровни для барбекю и зажег их, сразу за финишной чертой. Мы пристально наблюдали за ним, словно и не было только что плотного завтрака. А папа между тем вскрыл упаковку сосисок. Затем другую. Мамочка разложила приправы. Отец вынес маленький холодильник и приоткрыл его, чтобы мы увидели газировку, которой тот был набит. На столике неподалеку от финишной черты высилась горка пакетиков с чипсами. И еще картофельный салат. Один за другим, переглядываясь, ребята поднимались и медленно двигались к финишу, смущенно посмеиваясь.


Рекомендуем почитать
От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Русские народные сказки Сибири о богатырях

В книге публикуются русские волшебно фантастические сказки, записанные в разные годы, начиная с прошлого века и до наших дней, на территории Западной, Восточной Сибири и Дальнего Востока. В работе кроме печатных источников использованы материалы, извлеченные из архивов и рукописных фондов, а также собранные отдельными собирателями. К каждой сказке имеется комментарий, в конце книги даны словарь малоупотребительных и диалектных слов, указатель собственных имен и названий, топографический и алфавитный указатели, списки сказочников и собирателей.


50 оттенков черно-белого, или Исповедь физрука

Дмитрию 30, он работает физруком в частной школе. В мешанине дней и мелких проблем он сначала знакомится в соцсетях со взрослой женщиной, а потом на эти отношения накручивается его увлеченность десятиклассницей из школы. Хорошо, есть друзья, с которыми можно все обсудить и в случае чего выстоять в возникающих передрягах. Содержит нецензурную брань.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Лицей 2021. Пятый выпуск

20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.