Сквозняк - [44]

Отношение к депрессии зависит от представлений, господствующих в обществе, и, как ни странно, от политики государства. Этому вопросу посвящена десятая глава «Полуденного демона» – «Политика». Оказывается, именно политики определяют понимание этиологии, течения и лечения депрессии. Именно политики определяют финансирование тех или иных направлений в науке, именно политики решают, кто будет проводить исследования, именно политики влияют на отношение к депрессивным людям в обществе. Более того, именно политики решают, кого лечить, а кого нет, и являются законодателями моды на лечение. На понимание понятия «депрессия» влияют четыре принципиальных фактора. Во-первых, медикализация, которая «глубоко укоренилась в американской душе». Во-вторых, благодаря фармакологической пропаганде в обществе господствует мнение, что депрессия – результат низкого уровня серотонина, подобно тому как диабет – результат низкого содержания инсулина. Такой точки зрения придерживается и Эндрю Соломон: «Помню, как во время собственной депрессии я не мог делать самых простых вещей… Я мог винить в этом свой серотонин, и так и делал». В-третьих, средства массовой информации преподносят обществу образное представление депрессии, как бы научную иллюстрацию: «У депрессивных людей мозг серый, а у счастливых он окрашен в цвета “Техниколор”…» Картинка эта стоит тысячи слов и убеждает людей в необходимости немедленного лечения. Четвертый фактор можно назвать чисто политическим: депрессивные люди не склонны участвовать в избирательной кампании, они не подают голоса, не отдают своих голосов, а значит, не вызывают никакого интереса со стороны политиков. Депрессивных просто не существует в политическом пространстве.

Исходя из этих, в самом широком смысле политических коннотаций, следует и выбор терапии Эндрю Соломоном, и господствующее понимание депрессии в США. Депрессия – проблема функционирования мозга. И, по мнению Соломона, единственное средство исправления дисфункции предлагают фармакологические компании. Противники подобного мнения часто встречаются в стане философов. Такого рода средство Жак Деррида описывает как фармакон – греческое слово, используемое для обозначения лекарства и яда, амбивалентное понятие, подрывающее формальную логику. Фармакон, считает Деррида, «соблазняя, сбивает с пути»,[21] учреждает и разрывает дискурсивный порядок. Мы не можем принять односложное решение по поводу лекарств. Мы их любим и ненавидим… Что вредно, а что полезно? Полезным оказывается то, что позволяет человеку функционировать, делает его адаптивным, социальным и социально полезным.

Возможно, окажется, что и у прозака есть множество неприятных побочных явлений, но так или иначе целое поколение людей освобождено от буквально неизбежной необходимости искать утешение в наркотиках и алкоголе. Не следует обольщаться, что, не будь прозака, люди ничего не употребляли бы и ходили бы по улицам трезвые и суровые. Нет, они все равно искали бы выход и прибегали бы к кокаину, как это делал даже отец психоанализа, знаменитый Зигмунд Фрейд. Хотя сейчас Фрейд более известен как исследователь другой проблемы, первый его труд был посвящен именно этому наркотику. Он попробовал кокаин в 1884 году и вскоре понял, что обнаружил удивительное вещество. В своей первой крупной публикации «О коке» он пропагандировал кокаин как местное обезболивающее средство и лекарство от депрессии, несварения желудка, астмы, различных неврозов, сифилиса, наркомании и алкоголизма. Он также считал, что кокаин усиливает сексуальное влечение.

Так ли наивны были его выводы в свете того, что в состав вездесущей кока-колы когда-то входил экстракт из листьев коки? Отец кока-колы мистер Пембертон увлекался изобретением лекарственных снадобий. В свое время он даже придумал нашедшее сбыт средство от крупа, которое принесло ему несколько тысяч долларов прибыли. После этого Пембертон занялся более серьезным бизнесом. В середине XIX века европейские офтальмологи и ларингологи начали использовать для местной анестезии во время операций спиртовую настойку листьев Erythroxylon coca, вечнозеленого южноамериканского растения из Центральных Анд. В скором времени немецкие химики Фридрих Гадке и Альберт Ниман выделили из коки активный алкалоид, который Ниман назвал кокаином. В 1863 году французский фармацевт Анджело Мариани смешал экстракт коки с красным бордосским вином и пустил это снадобье в продажу для врачевания «усталости духа и тела». Благодаря умело поставленной рекламе оно принесло своему создателю мировую славу и гигантские доходы (его считают первым человеком, сделавшим на кокаине миллионное состояние). «Вином Мариани» восхищались Генрик Ибсен, Эмиль Золя, Жюль Верн, Роберт Стивенсон, Артур Конан Дойль, ему посвящали музыку Жюль Массне и Шарль Гуно, его пили английская королева Виктория, испанский монарх Альфонс VIII и папа римский Пий X, им подкреплялись и при российском императорском дворе. В соответствии с рекомендацией Мариани нужно было ежедневно выпивать три бокала, в которых содержалось около ста миллиграммов чистого кокаина, – доза отнюдь не маленькая. Коварный напиток повсеместно запретили к продаже лишь в годы Первой мировой войны.