Сквозь зеркало языка - [85]

В целом за последние двести лет объяснения когнитивных различий между народами сдвинулись от анатомии к культуре. В XIX веке принято было считать, что наследственные свойства разума разных рас значительно различаются и что это биологическое неравенство – главная причина различий в их успехах. Одним из бриллиантов в короне ХХ века стало признание фундаментального единства человечества во всем, что касается его умственных способностей. Поэтому в наши дни мы, объясняя разнообразие особенностей мышления разных этнических групп, не ссылаемся в первую очередь на гены. Но в XXI веке мы начинаем учитывать различия в мышлении, сформированные культурными условностями и, в частности, разными языками.

Эпилог Простите нам наше невежество

У языка две жизни. В своей общественной роли эта система условностей, общих для всего сообщества его носителей, позволяет им понимать друг друга. Но у языка есть и другое, частное, бытие в качестве системы знаний, встроенных в мышление каждого носителя. Чтобы язык мог служить эффективным средством общения, индивидуальные системы знаний в сознании носителей должны примерно соответствовать общественной системе языковых условностей. И благодаря этому соответствию общественные условности языка могут отражать то, что происходит в самом восхитительном и самом неуловимом феномене во всей вселенной – в нашей душе.

Эта книга была задумана для того, чтобы, опираясь на свидетельства языка, показать, что культурные условности нашего общества влияют на фундаментальные аспекты нашего мышления гораздо сильнее, чем модно нынче считать. В первой части было показано, что способ, которым наш язык «расчленяет мир на понятия», не жестко определен для нас природой и то, что мы считаем «естественным», очень сильно зависит от условностей, на которых мы воспитаны. Это не значит, конечно, что каждый язык может делить мир на понятия в произвольном порядке по своей прихоти. Но в пределах того, что возможно выучить и что целесообразно для общения, способы, которыми передаются даже простейшие понятия, могут варьировать сильнее, чем подсказывает здравый смысл. Ибо, в конце-то концов, здравый смысл находит естественным то, с чем хорошо знаком.

Во второй части книги мы увидели, что лингвистические условности общества могут влиять и на те стороны нашего мышления, что выходят за пределы языка. Доказуемое влияние языка на мышление сильно отличается от того, что провозглашалось в прошлом. В частности, так и не нашлось подтверждений тому, что родной язык налагает ограничения на наши интеллектуальные горизонты и ограничивает способности воспринимать понятия или разграничения, используемые в других языках. Реальное воздействие родного языка, скорее, формирует привычки, которые развиваются посредством частого использования определенных способов выражения. Понятия, с которыми мы обучены обходиться как с разными, информация, которую наш родной язык вынуждает нас передавать, детали, к которым он требует от нас внимания, и повторяющиеся ассоциации, на которые он нас наводит, – все эти речевые привычки могут переходить в привычки мышления, что значит гораздо больше, чем просто знание языка как таковое. Мы видели примеры из трех областей языка: пространственные координаты и их последствия для моделей памяти и ориентирования; грамматический род и его воздействие на ассоциации; и цветовые обозначения, которые могут усиливать нашу чувствительность к определенным различиям цветов.

Согласно преобладающему сегодня среди лингвистов и когнитивистов взгляду, влияние языка на мышление может считаться существенным, только если на то есть реальные основания: если, например, можно показать, что один язык не дает своим носителям решить логическую задачу, которую с легкостью решают носители другого языка.[298] Поскольку убедительных примеров такого ограничивающего влияния на логическое рассуждение пока не было найдено, это доказывает – или по крайней мере так принято считать, – что прочее влияние языка незначительно и что мы по сути все думаем одинаково.

Но роль логических рассуждений в нашей жизни слишком уж легко преувеличить. Такая завышенная оценка может быть достаточно естественной для тех, кто вырос на диете аналитической философии, где мышление практически приравнено к логике, а любые другие мыслительные процессы считаются недостойными внимания. Но этот взгляд не соответствует довольно скромной роли логического мышления в нашем реальном жизненном опыте. В конце концов, сколько повседневных решений мы принимаем на основе абстрактного дедуктивного размышления и сколько – повинуясь внутреннему чутью, интуиции, эмоциям, импульсу или практическим навыкам? Приходится ли вам решать логические головоломки так же часто, как задаваться вопросом, где вы бросили свои носки, или вспоминать, где ваша машина на многоуровневой стоянке? Часто ли реклама пытается взывать к нам через логические построения или все же она играет на цветах, ассоциациях, аллюзиях? И наконец, сколько войн было развязано из-за расхождений в теории множеств?

Эмпирически установлено влияние родного языка на такие стороны мышления, как память, восприятие и ассоциации, и на практические навыки, такие как ориентирование. В нашем реальном жизненном опыте такие стороны ничуть не менее важны, чем способность к абстрактным рассуждениям, а может, и намного важнее.