Сквозь тернии - [29]

«Снова это опостылевшее КТО-ТО! Привязалось, как гадкое МАЛО ЛИ ЧТО!» — Женя замерла на перекрёстке и глупо смотрела на обычную семейную пару, что прогуливалась вдоль противоположной улицы. Сердце колотилось, точно ополоумевшее, а в груди набухла боль… да так, что хоть волком вой!

Женя поскорее отвела взор от чужого счастья, уставилась под ноги, на грязный асфальт. Чуть в стороне замер встревоженный муравей; он поглядывал на Женину тень, не решаясь продолжить путь.

Женя просто отступила назад — она ничто. Даже не тварь. Она пустое место, оболочка, внутри которой не осталось жизни. КТО-ТО принёс заразу, и та подчинила себе организм. Она поселилась в каждой клеточке, в каждом атоме, в каждой частице! Она убила всё благополучное и светлое, оставив лишь нестерпимую боль, которую ничем невозможно унять. Хотя бы ослабить на время, чтобы попытаться передохнуть.

Женя вздрогнула и пошла не зелёный сигнал светофора.

Навстречу шла парочка — он и она. Он держал её за руку, а она громко рассказывала, как устала и как ей всё равно хорошо. Женя проглотила вязкий ком, с трудом устояла на ногах от шлейфа жизни, что нёсся вслед за счастливыми подростками.

На противоположной стороне улицы царила тень — Жене было всё равно.

«Действительно, почему я до сих пор жива? Как я сама терплю всё это?! — Она отчаянно выдохнула. — Не было бы мамы, скорее всего, я бы исчезла ещё на прошлой неделе, в тот самый вечер, когда Лера была вынуждена меня покинуть. Я бы не смогла совладать со всем этим в одиночку. Я бы не выдержала».

Каждый день после работы, Женя возвращалась домой. Она сама не знала, почему поступает именно так. Точнее знала, но упорно игнорировала данность: она надеялась, что в один прекрасный вечер за дверями квартиры её встретит прежняя жизнь, утерянное счастье. Да, глупо, но Женя не могла с собой ничего поделать — она оставалась наивной дурёхой, которая, наверное, смогла бы даже простить, захоти этого сам Славик. Но Славик не хотел, отчего Женина жизнь походила на гигантские качели, с той лишь разницей, что она не могла с уверенностью сказать, навстречу чему полетит, в тот момент, когда закончится томительное ожидание в одной из мёртвых точек. Она не знала, что принесёт с собой новый день.

В детстве качели выглядели не столь жутко, но на то оно и детство.

Женя росла спокойным ребёнком: образцовой дочерью, привыкшей во всём слушаться маму. Мама была доброй — она и сейчас оставалась такой же, по прошествии почти трёх десятилетий, — так что чаще Жене приходилось самой выпрашивать то или иное поручение, потому что смотреть просто так на труд взрослых она не могла. Папа отчего-то пил — сейчас Женя прекрасно понимала из-за чего именно. Это называется алкоголизм — пьешь, чтобы жить, как бы абсурдно это не звучало. Но всё именно так. Так вот, папа пил, на дворе стояли суровые девяностые, постоянные дефолты и сопутствующие им задержки заработных плат. Мама трудилась нянечкой в детском садике. Когда припёрло окончательно, устроилась подрабатывать уборщицей в одну из частных контор, — в те времена они плодились, будто кролики. Жене тогда было чуть больше десяти — она ходила в четвёртый класс. Да, это совсем не тот возраст, в котором появляются первые осознанные мысли — точнее сознательные, — но у Жени они появились именно тогда. И именно в таком возрасте она стала помогать маме убирать офисные помещения, уверенная в том, что так правильно.

«Да, так правильно. Иначе вырастешь бездушным существом, а если, ко всему, ещё и удачно пристроишься, то вне сомнений, начнёшь «жиреть» буквально на глазах, с одной лишь разницей: будешь заплывать вовсе не жиром, а собственным эгоизмом, так как разогнать поселившихся в голове демонов окажется не так-то просто. К тому же ты и сама не захочешь этого делать. Зачем, когда и без того всем живётся в сласть».

Женя прислонилась к теплой двери подъезда и прислушалась к сердцу. Когда-то по ту сторону было всё, теперь же, не осталось ничего. Нудный периметр чужой квартиры, обнесённый равнодушными стенами, вдоль которых поскрипывает осточертевшая мебель. Угнетало буквально всё: шёпот телевизора, писк будильника, капли из крана, крохотные волоски на диване и постельном белье… Всё что осталось от НЕГО, буквально обжигало, сводило, скручивало и рубило на мелкие части, так что хотелось просто подойти к одной из стен и колошматиться головой до самого утра! А потом, прямо так спуститься вниз, на улицу, и от души пореветь, бросаясь на ранних прохожих по той простой причине, что у тех осталось то, чего больше нет у тебя.

Женя прекрасно понимала, откуда берутся эти непутёвые мысли — это был шок, предвестник тягучей депрессии. От первого погибают быстро и сразу, от второй — долго мучаются, а потом тоже… погибают, если никто вовремя не растормошит.

У Жени осталась только мама — отец умер, когда она была ещё девочкой, от рака лёгких. Странно, но он никогда не курил.

Женя не боялась депрессии — шок она и вовсе уже пережила, — лишь изредка пропуская в свою голову истинный бред. Она вновь не знала почему, но твари, живущие в нём, уже не казались столь жуткими и плотоядными, как было в самом начале. Возможно, теперь они были просто не в силах причинить ей вреда, а потому превратились в обычных зверушек, что томятся за решётками многочисленных городских зоопарков.