Девочка сидела за столом и рисовала.
Сегодня был первый день, когда Павлу Эдуардовичу разрешили общаться с ребёнком без оперативного сотрудника ФСБ, снизойдя лишь до общества её отца.
Девочка что-то видела ТАМ, на краю земли. Там, где не осталось ничего живого, да и мёртвого тоже. В новостях естественно сообщили, что упал метеорит. Так же, как и более ста лет назад, когда тоже... якобы упал метеорит... Но метеоритом и не пахло! Павел Эдуардович вовсе не был поклонником уфологии, мистики и прочей паранормальной ерунды... Произведения Кинга, Маккамона, а также творчество Спилберга и спецэффекты Стена Уинстона вызывали на его лице лишь мимолётную улыбку уважения к таланту величайших и непревзойдённых. Он даже не верил в переселение души, но он верил, что представшее перед глазами малолетнего ребёнка, не могло вписаться в нормальные каноны повседневного человеческого существования. Это было что-то извне, причём в прямом и переносном смысле! Что-то гадкое и ужасное, что парализовало сознание девочки до сущих глубин...
Девочка смотрела в окно и продолжала рисовать. Она держала карандаш не тремя пальцами, как это делают нормальные дети, а всей ладонью, сжимая ту в миниатюрный, дрожащий кулачок... Что было изображено на бумаге, Павел Эдуардович не видел, да он собственно и не знал, хочет ли этого. Долг обязывал его разобраться в сути всего, происходящего с ребёнком, докопаться, так сказать, до сути вещей, познать истину! Однако последствия осознания парализовавшего волю девочки ужаса, заставляли Павла Эдуардовича не спешить с выводами и не бросаться в омут сломя голову... Детские страхи не имеют ничего лишнего, как портрет Моны Лизы. Они как гранит: прочны, не рушимы, даже вечны. Если вколотишь в разум что-то, тот непременно превратится в крошку, оставив вместо мыслей жалкую, ни с чем несравнимую субстанцию, которая свяжет по рукам и ногам, оставив на волю хозяина лишь примитивные инстинкты! Эти страхи, как свинка или ветрянка, – щадят только детей; но и тех отпускают лишь после определённого трафика боли и страданий... От взрослых же... не остаётся и вовсе ничего!..
Павел Эдуардович посмотрел на сопровождавшего его отца девочки. Мужчина был страшен, будто встретился с самим Ньярлатотепом из Лавкрафтовского Некрономикона – глашатая самого безликого Азатота, бога истинного хаоса и безумия, коий сидит на чёрном троне за гранью мироздания, в извечной тьме, и слушает пение переливчатых дудок.
Павел Эдуардович сделал было попытку заговорить, но отец девочки жестом призвал его к молчанию; комнату продолжал наполнять хищный шелест скользящего по мелованной бумаге грифеля – ребёнок не обратил на взрослых внимания, продолжая забвенно выводить узор за узором. Павел Эдуардович нерешительно шагнул вперёд и, вытянув шею, всё же решился заглянуть в глубины творчества такой знакомой, и в то же время совершенно чужой девочки. Его взору открылась бездна... Чёрный, вращающийся водоворот, который утягивал взгляд в глубины человеческого мироздания – это с одной стороны, а с другой – неумолимо топил, швырял о самое дно, вышибая остатки сознания, чувств, напрочь лишая всего живого, будто гигантская мясорубка, перемалывая саму жизнь во что-то ужасное и неприемлемое...
Девочка всё тщательнее выводила спиральную воронку, которая уже казалось, пропитала насквозь тонкий лист бумаги и теперь довольно въедалась в поверхность стола, стараясь заполнить всё окружающее пространство... Так, как это произошло там, далеко-далеко, куда теперь долго никого не пустят, а на все вопросы будут отвечать томительным молчанием...
-Что же ты такое рисуешь? – прошептал Павел Эдуардович, отчего девочка сжалась в трепещущий комок, а карандаш в её кулачке под натиском большого пальца и мизинца выгнулся дугой.
-Доктор, прошу вас, только не здесь. Не говорите при ней... – Мужчина выволок опешившего Павла Эдуардовича из комнаты, а девочка продолжала раскачиваться на стуле и истошно скрипеть зубами...
В коридоре взрослые переглянулись.
-Я дал подписку о неразглашении, доктор, - произнёс сиплым голосом седой мужчина и поправил съехавшие с носа очки. – Я искренне надеюсь, что увиденное мною больше никогда не повторится... – Он помолчал. – Хотя два раза – это уже перебор... Прошу вас, помогите моей дочери справится с этим... Помогите ей забыть тот жуткий свет!..
