Эти слова подействовали на Мейву магически.
— О господи, конечно! — воскликнула она, и мурашки пробежали по ее телу. — Я этого не выдержу!
— Тогда желаю тебе спокойной ночи.
Оставаясь на безопасном расстоянии, Дарио наклонился и поцеловал ее в щеку. Но даже такой целомудренный поступок невыносимо искушал его. Платье Мейвы нежно нашептывало ему о том, какое гладкое и бархатистое тело скрывается под ним, и этот шепот звучал как приглашение.
Прижавшись к мужу, она сказала, прерывисто дыша:
— Я все вспомню со временем?
— Да.
— Обещаешь?
— Даю тебе слово.
Он высвободился из ее объятий и начал выпроваживать:
— Тебе пора идти. Хорошенько выспись! Увидимся утром!
Мейва посмотрела на него последний раз и ушла. Вздохнув, Дарио направился к бару и плеснул себе изрядную порцию граппы. Алкоголь смочил горло, но не уменьшил охватившего его волнения.
Тому, что Дарио поднялся на вершину карьерной лестницы, он был обязан исключительно здравому смыслу и редкой способности видеть людей насквозь.
Он чувствовал слабость и скрытность собеседника еще до того, как тот успевал открыть рот. А Мейва заставила его ощутить неуверенность.
Ответила ли она на его поцелуй потому, что желание, которое восстало в нем, взяло в плен и ее, или сочла, что, потакая его сексуальным желаниям, сможет искупить ошибки прошлого?
Когда она говорила о верности своим клятвам и он намекнул на ее двуличие, было ли ее смятение искренним или лишь лицемерной маской?
У него не было ответов.
Этой ночью Мейве приснился дом. Только больше это не был ее дом. Кто-то въехал туда, а она стояла у могилы родителей со всеми своими пожитками, распиханными по чемоданам и дорожным сумкам.
— Я уезжаю и никогда не вернусь, — сказала она матери и отцу. — Но вы навсегда останетесь со мной… в моем сердце.
Листья заговорили вместе с порывом ветра:
— Ты не можешь уехать. Ты часть этих краев.
— Я должна, — протестовала Мейва, постепенно различая вдалеке размытый силуэт. — Я нужна ему. Я его слышу…
— Нет.
Ветки начали грубо обвивать ее тело, листья наваливались, не давая дышать, удерживая в плену…
Молодая женщина проснулась, запутавшись в роскошных хлопковых простынях, вся потная. Бешено стучало сердце. Солнечный свет заливал комнату.
Мейва отчаянно пыталась удержать в памяти образы из своего сна, она определенно что-то вспоминала. Закрыв глаза, она попыталась восстановить эти картины, но облака, которые так долго жили в ее разуме, сомкнулись, снова заслоняя все. Может быть, сегодня ночью или завтра…
Кто-то постучал. Вероятно, Дарио. Мейва поднялась и, спотыкаясь, поспешила к двери.
— Минуточку, — попросила она, пытаясь на ходу создать хоть какое-нибудь подобие прически. Когда-то волосы нарочито небрежно ложились ей на плечи. Сейчас же они стали непослушными завитушками.
Вопреки своим надеждам, открыв дверь, Мейва столкнулась с Антонией, которая держала поднос с кофе и тарелкой фруктов, а не с мужем.
Казалось, горничная совсем не удивилась, застав Мейву в ночной рубашке. Она любезно закивала и поставила поднос на стол на террасе. Антония практически не говорила по-английски, а ее итальянский пестрел диалектизмами. Все неясности в речи она компенсировала жестами. Антония кое-как объяснила, что синьор позавтракал несколько часов назад и уехал, однако он присоединится к синьоре за обедом.
Мейва озадаченно посмотрела на часы и с ужасом поняла, что проспала почти все утро. Часы показывали начало одиннадцатого. Отпустив горничную, она налила немного эспрессо в высокую чашку и добавила в нее пенистое горячее молоко. Мейва могла ничего не помнить о своей жизни в этом роскошном укрытии, но она точно знала, что никогда не пила крепкий черный кофе, что, по всей видимости, не забыли и в кухне.
Кофеин рассеял последние остатки сна, она почувствовала прилив энергии. С чашкой в руке Мейва прогуливалась по маленькому саду, время от времени останавливаясь у столика, чтобы угоститься темным виноградом, долькой хурмы или ломтиком персика. Вопросы подстерегали ее на каждом шагу. Куда поехал Дарио? Что означает странный сон? Почему это до сих пор преследует ее? Что еще она узнает сегодня? Как много времени пройдет, прежде чем она вспомнит все?
Палило солнце, но это не сдерживало постоянно дующий с юга ветер. Кусочек суши, выглядывающий из-за горизонта, должно быть, берег Африки, предположила Мейва. На расстоянии вытянутой руки стену оплела виноградная лоза. Слева, в центре другой стены, женщина увидела крепкие, плотно прилегающие к проему ворота. Практически у ее ног, защищенный от ветра стеклянным экраном высотой в человеческий рост, плескался, сверкал и манил своей прохладой бассейн.
Что ж, почему бы не поплавать? Это отвлечет ее от бесконечной вереницы вопросов. И раз уж на то пошло, незачем беспокоиться о бикини, поскольку при ее теперешнем весе плавки слетят с нее, как только она коснется воды. В конце концов, она здесь одна.
Неподалеку Мейва обнаружила тележку, в которой среди прочих мелочей лежала стопка аккуратно сложенных пляжных полотенец. Она взяла одно, положила его на столик у бассейна, затем быстро, боясь передумать, сбросила ночную рубашку и нырнула.
