Сквозь огненные штормы - [17]

Обживали мы его в бухте Ак-Мечеть. Чаще всего на катере приходилось находиться круглосуточно. И мы постепенно приноравливались. Как говорится, отрабатывали свой быт. Спать ложились каждый на своем боевом посту. Командир, то бишь я, располагался на верхней палубе между двух низеньких поручней, за которые крепились отпорные крюки. Пистолет не снимал. Кобура крепилась на пасынках к ремню, сдвинешь свой ТТ на живот, подстелешь брезент, кинешь под голову кожанку и - спокойной ночи. Боцман наш чаще спал в рубке, на подножках, свернувшись там калачиком. Радист сидел на надувных подушках в радиорубке, либо забирался в таранный отсек. Механик облюбовал аккумуляторные ящики по левому борту на входе в моторный отсек. Мотористы - возле своих моторов. Может сложиться впечатление, что у нас там были целые аппартаменты. Как бы не так! Длина катера всего 18 метров, а ширина - 3,3. Умывались на корме с консолей. Питание получали в небольших термосах, которые доставлялись в резиновых надувных спасательных шлюпках, вмещавших двух человек, или на рейдовом катере.

Еще перед войной в ходе боевой подготовки заместитель командира бригады по тылу интендант 2-го ранга Л. М. Пройдаков развернул большую работу по организации базирования торпедных катеров в пунктах оперативного рассредоточения. Леонид Михайлович - опытный моряк, знающий флотскую жизнь до тонкостей. [289]

В гражданскую воевал. Участвовал в бою наших канонерских лодок с флотилией белых у Обиточной косы. Был там дивизионным артиллеристом. Еще до войны интендант 2-го ранга доказал, что он знаток своего дела: он создал маневренную базу, состоящую из подвижных средств. Она-то и есть сейчас у нас в Ак-Мечети: радиостанция - два автофургона, автокомпрессор, автобензозаправщик, торпедовоз, автокран «Январец», плавцистерна с бензином на 50 тонн, походные армейские кухни. И дальше - рейдовый катер, доставляющий нам обед в термосах. Возглавляли маневренную базу обычно начальник службы снабжения капитан Стороженко или же инструктор по физподготовке штаба бригады капитан Шилин. Но главное, конечно, боеготовность. А она была учтена в первую очередь. К примеру, стоянка катера оборудована бочками на мертвых якорях. Заводя за бочку носовой швартов «серьгой», мы были уверены в безопасности катеров даже при штормовой погоде. Одновременно обеспечивалась высокая готовность к немедленному выходу в море.

Да и этот пришвартовавшийся рейдовый катер - не последнее дело. Передав нам термосы, он ушел, а мы расстелили на палубе скатерть-самобранку - брезент - и начали обедать. Я смотрел на людей и все больше приходил к мысли, что в их поведении, характере проявлялись черты этакой праздности. Да, по очереди несут вахту - бдительно, четко. А что еще? Обычного распорядка, где вся деятельность экипажа расписана до минуты, нет. Проверил материальную часть, убедился, что она в боевой готовности - и все, можно отдыхать. Вот, например, механик катера, недавно главный старшина, а теперь уже - мичман Андриади, по сути, вырос в бригаде, хорошо знает службу на катерах. Опытен и командир отделения мотористов сверхсрочник Шулов. А остальные? Моторист краснофлотец Индилов и радист краснофлотец Старенький - в службе первогодки, только из учебного отряда. Боцман Кириченко, хоть и солидный на вид, недавно призван из запаса. То же и я - командир, а опыта у меня совсем мало. «Нет, так дальше нельзя, - решил я. - Надо наводить порядок». Сразу же после обеда, пока все еще не разошлись, а объявил:

- Распустились мы. Для поддержания боевой готовности необходимо восстановить ежедневный утренний [290] осмотр и проворачивание всех механизмов. О замеченных неисправностях докладывать мне. Определим часы ухода за материальной частью…

И тут я понял, что время для таких преобразований выбрано неудачно. Первым возмутился мичман Андриади. Его поддержал другой «старик» - Шулов. Дело в том, что на катере длительное время не было командира и мичман Андриади привык считать себя старшим.

- Вы не командир, а практикант, - заявил мне Андриади. - И не командуйте, что нам делать. Мы еще не знаем, как вы будете действовать в бою…

Хорошо, что хоть на «вы» и без крепких слов. Меня ведь и на самом деле никто официально как командира не представлял, да и форма на мне курсантская, только и всего, что четыре курсовых знака, нашивки мичмана да фуражка с крабом. Одним словом, разговор не получился. Что делать? Решил сходить на шлюпке к командиру звена - ТКА-32 стоял в ста метрах от нас. Удивился П. В. Рубцов: мол, что за визит без вызова.

- Команда выразила мне вотум недоверия, - говорю и вкратце объясняю суть дела. Петр Васильевич посмеялся и говорит:

- Ну что ж, посиди здесь за меня, а я схожу, поговорю.

Часа через два возвращается Рубцов, машет рукой в сторону ТКА-42 и говорит:

- Иди к себе и командуй.

Что он там говорил - не знаю. Но команда встретила меня, как обычно, словно ничего и не произошло. Боцман подал команду: «Смирно!» Только мичман Андриади продолжал дуться, хотя это было не в его характере.

А учебу на катере я начал с отработки боевой организации. Затем приступили к тренировкам в приеме и передаче семафора. В училище мы сдавали нормативы и по флажковому семафору и светом ночью, вот и пригодилось теперь. Изучали значение флагов, отрабатывали сигналопроизволство. На одном из таких занятий рассказал об оказании помощи при швартовке корабля к стенке. Как принимать бросательные, выбирать проводник, а затем и швартов. Как крепить на пал, на кнехты. Я ведь знал морскую практику, и все с удовольствием не только слушали, но и учились вязанию морских узлов, сращиванию троса, заделыванию его конца, чтобы не размочаливался, кнопом, редькой. [291]