Сквозь ночь - [53]

— Что ж, пожалуй, можно и сохранить, — сказал он раздумчиво вслух. — Хотя…

Он был неглуп, этот начальник, и ему, по совести, не хотелось делиться своими мыслями с обершарфюрером Нольде. Но он все же не смог сдержаться.

— …хотя, — продолжил он с усмешкой, — должен сказать вам, Нольде, что именно этих… именно их и следовало бы ликвидировать в первую очередь. Доброй ночи.

Обершарфюрер Нольде недоуменно поглядел ему вслед. Вот и пойми, чего хочет начальство!

Повернувшись к Трицкану, он приказал ему построить оркестрантов и покуда что отвести их в барак.

1961

ГЕРОЙ

1

Писатель Дмитрий Иванович Цыганков получил письмо.

— Маша! — позвал он, приотворив дверь своего кабинета. — Поди-ка сюда, Машук, дело есть.

Мария Макаровна, жена Цыганкова, вошла в кабинет.

— На-ка, почитай, вот любопытная штука, — сказал Цыганков, протягивая ей письмо.

Мария Макаровна взяла листок, поднесла его к глазам (она была близорука) и прочитала:

«Уважаемый тов. Цыганков! Пишет вам это письмо герой вашего рассказа Разведчики из книжки В боях за Родину некто Раколин Федор Степанович, а по книжке Толя Свечников. Вы может меня не помните, а я очень хорошо помню как вы к нам в часть приезжали, еще как раз бомбежка была а вы сидели у нас в землянке. У вас все очень хорошо описано точно по правде как было и мне лично ваша книжка очень понравилась, тем более я сам ее участник. И людей вы наших очень здорово подметили прямо как живые, всех узнать можно. Старшину Жупанова, он у вас по книжке Колосов потом как Днепр форсировали убило, а Захаров живой на заводе работает помощником мастера, а за других не знаю. Очень мне бы интересно было с вами поговорить и вспомнить про все а пока извините. С приветом Раколин Ф. С».

— Запятые твой герой расходует экономно, — сказала Мария Макаровна, опустив руку с листком.

— Ну вот, — сказал Цыганков. — У тебя всегда наготове холодная водица. Кто о чем, а ты о запятых…

— Ты чего, собственно, шумишь? — улыбнулась Мария Макаровна. — Лично я за грамотных героев, вот и все.

— И все? — переспросил Цыганков. — Больше ничего не можешь по этому поводу сказать?

— А ты чего, собственно, ждал от меня?

— Ну, знаешь!.. — Цыганков встал, прошелся по кабинету и, вернувшись к письменному столу, переставил с места на место пепельницу. — В конечном счете я вправе претендовать, чтобы жена писателя относилась к таким вещам по-писательски. Я получил не записку какую-нибудь и не приглашение на заседание, а письмо от человека, о котором писал, понимаешь?

— Господи, да что же тут исключительного? — пожала плечами Мария Макаровна. — Все получают. Теперь не только писателям, даже героям книг письма пишут. Пора бы привыкнуть. Ты, в конце концов, не мальчик, не начинающий, и такая восторженность тебе, право, не к лицу.

— Ну ладно, — примирительно сказал Цыганков. — Ты ведь знаешь, Машенька, как мне дорога эта книжка и все, что ее касается.

— Понимаю, — сказала Мария Макаровна. Ей надоело стоять, и она опустилась в кресло, запахнув полы халатика. — А помнишь ты этого… ну, как его, Рогожина, что ли?

— Раколин, — поправил Цыганков. — Конечно помню. Видишь ли, ты ведь знаешь, все это не просто списано с натуры, а, так сказать, обобщено… Вот старшину… как его, Жупанова, который у меня под фамилией Колосова выведен, убей, не помню. Но именно Раколина этого я помню очень хорошо.

Он сжал рукой подбородок и нахмурился, припоминая.

— Я к ним от армейской газеты ездил, перед самой Курской дугой. При мне как раз этот парень «языка» приволок. Да-а… Вот повидать бы его, а?..

— А ты пригласи.

— Разумеется… — Цыганков встал и снова прошелся по кабинету, ероша волосы. — Ты понимаешь, как это интересно — судьба человека, война, демобилизация, мирный труд… И две встречи — в землянке и здесь. Чем не сюжет?

— Сюжетов много… — вздохнула Мария Макаровна.

— Ты понимаешь, как это важно для меня именно сейчас? Ведь это буквально в русле моей темы.

— Понимаю, — сказала Мария Макаровна. — Адрес-то он написал обратный?

— Написал, написал, — сказал Цыганков, садясь за стол. Мария Макаровна поднялась и вышла из кабинета.

В тот же день Цыганков отправил Раколину письмо. Через неделю тот позвонил ему. Цыганков услышал, как монета проваливается в автомат, а потом гулкий, как из бочки, голос сказал:

— Можно к телефону товарища Цыганкова?

— Я слушаю, — сказал Цыганков.

— Товарищ Цыганков, это с вами Раколин говорит, знаете кто?

— Конечно, конечно… («Федор Семенович или Федор Степанович? — подумал Цыганков. — Вот память проклятая!») Так вот, заходите, Федор Семеныч, милости прошу. Буду очень рад. Да хотя бы и сегодня. Адрес-то с вами? Ну вот, очень хорошо. Лады, лады. Жду..

Положив трубку, Цыганков порылся в столе и вытащил письмо. «Федор Семеныч, Федор Семеныч, — передразнил он себя вслух. — Эх, ну и память!..»

Вскоре позвонили. Цыганков открыл.

За дверью стоял приземистый парень в синем суконном пиджаке и рубашке без галстука, с бледным скуластым лицом и челкой, закрывающей половину лба.

— Прошу, — сказал Цыганков, стараясь ничем не показать, что видит этого человека впервые.

— Мне к товарищу Цыганкову, — сказал тот.

— Это я и есть. Заходите, Федор Степаныч, — сказал Цыганков.