Сквозь этажи - [18]

Окнами на улицу

Кооперативная идиллия

Действующие лица:

ЭВА ПАРУН — 40 лет

КАРЛ ПАРУН — 42 года

УЛЬВИ ПАРУН — 17 лет

ИВО ПАРУН — 21 год

ТООМАС ХЕРБЕРТ — 22 года

МАЯКАС — 50 лет

КАТРИН РУУ — 22 года

АНТИ ВОРР — 23 года

БАБУШКА ИЗ ВАБЛИ — 88 лет

ЧУДНОЙ — 90 лет

ГОЛОСА (с магнитофона)

ГОЛОСУЮЩИЕ (из папье-маше)

ПРОЛОГ

Крыльцо первого подъезда 9-этажного крупнопанельного дома.

ИВО (сидит на ступеньке и поет под гитару).

Замки и запоры

бетонного сейфа.

И серое море

житейского дрейфа.

Небесная крыша,

где солнце не светит.

Страданий не слышат,

грехов не заметят!

Страданий не слышат,

грехов не заметят…

Но если сквозь стены

удастся пробиться

и с душами теми

добром поделиться, —

добром вам сумеют

ответить другие.

Входите смелее,

мои дорогие!

Входите смелее,

мои дорогие![1]

КАТРИН (входит на крыльцо). Привет!

ИВО. Привет! (Крадется к открытому окну и сует в него гитару.)

КАТРИН (берет Иво за руку). Занимался?

ИВО. Занимался. (Идут.) Давай отпустим руки, Катрин, а то мать в окно увидит. (Опускают руки.)

КАТРИН. И за что она меня не выносит?

ИВО. Лапонька, да она понятия о тебе не имеет. Но я поклялся матери ни за кем не бегать, пока не выйдет замуж сестра, иначе придется от них съехать. Одним словом, встал на ноги — и шагай на все четыре стороны.

КАТРИН. Угораздило же тебя разбрасываться такими клятвами!

ИВО. Она хотела, чтоб я как из армии пришел, сразу поступал в институт, тогда бы всякие льготы были. А я хотел годик поработать, походить на подготовительные курсы… На это она сказала, что у меня все равно характера не хватит и что знает она эту работу в варьете: водка, женщины и все такое. На том и порешили… Она вроде как блюдет нравственность моей сестрицы… Хотя Ульви и сама девчонка с головой.

КАТРИН. Выходит, если мамочка с папочкой тебя засекут…

ИВО. С отцом особ-статья! Он-то ждет не дождется увидеть меня с девушкой. Говорит, если во мне есть хоть капля его крови, то я… по первой любви ни за что не женюсь. А вообще — пора бы уже и слезть с его шеи… Правда, я бы охотней не слез, а залез бы еще выше. (Берет ее за руку.)

КАТРИН. На голову?

ИВО. Да нет, шестью этажами выше… Катрин, можно я после работы загляну на седьмой этаж?

КАТРИН (жеманно). Молодой человек! Так поздно — к чему бы это?

ИВО. Раз мы надумали через год поступать вместе в политех, то и готовиться тоже надо вместе.

КАТРИН. Ты же кончаешь раньше. Я еще вовсю заказы принимаю, а у вас уже инструменты в чехлах.

ИВО. Инструменты убираются с такой скоростью, чтобы посетители заказывали музыку. Нельзя же допускать, чтоб они транжирили деньги только на выпивку! (В замешательстве.) Гляди, это же наша Ульви! (Отпускает руку Катрин.)

КАТРИН. Прохаживается и смотрит на часы — все ясно.

ИВО. Уж не крутит ли она с парнями? В ее-то возрасте! (Идут дальше.)

КАТРИН. А сколько ей?

ИВО. Семнадцать — на пять лет моложе тебя. Что ты вздыхаешь?

КАТРИН. Ладно, заходи вечером. Рюмочка коньяку и в самом деле не помешает.

ИВО. Ты чем-то расстроена?

КАТРИН. Не то чтобы расстроена, но как-то… неуютно себя чувствую со вчерашнего дня. Ко мне — к нам на работу приходил следователь.

ИВО. Что ты из-за ерунды переживаешь! В том доме для них всегда работа найдется.

Больше мы их не видим, они уехали на троллейбусе — на работу.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

РОДИТЕЛИ

Просторная гостиная в кооперативной квартире. Окно с видом на площадку перед домом, двери в кухню и в комнаты. Стол, стулья, кушетка и т. п. Отчетливо доносятся звуки с улицы: вот протарахтел мотоцикл, машина, потом автобус. Минутная пауза, и ребячий гам, который перекрывается выкриками: «Яшка, свинья, ты пятна́!» и «Я тебе, зараза, покажу!» В комнату входит деловитая и миловидная хозяйка дома в необычном, пожалуй, даже комично воздушном халатике.

ЭВА (выкладывает продукты из холодильника на стол, сама с собой). Сливки. Обычные или для взбивания? (Читает на пакете.) Десятипроцентные, но кофе забелят… Сыр — угличский или пикантный? (Нюхает.) Эстонский. Но, если нарезать, выкрасить в желтый цвет и обработать дыроколом, сойдет за швейцарский. Ерунда, рано его баловать, и этот хорош… Угорь или балык? Лучше баночная селедка… Помидоры свежие, помидоры соленые, огурцы соленые, свежие… Масло? Крестьянское… И где это они таких крестьян видели?.. Та-ак, больше пока ставить нечего. Ах да, хлеб и булка… (Идет на кухню, приносит.) А мясо пусть доходит. (Склонив голову набок, оглядывает стол, вытирает руки о халат, приносит ножи, вилки, чашки, тарелки, кладет на угол стола и принимается протирать их полотенцем. Запевает — очень душевно, но отчаянно перевирая мотив «Подымем бокалы, содвинем их разом!» Возникает явственный фон — шум мотора термоузла. Эва вздрагивает.) Нет, в этом доме человека со слабым сердцем кондратий хватит! (Мотор замолкает. Эва начинает снова петь.) «Сердце, как хорошо, что ты такое! Спасибо, сердце…» (Посуда уже блестит, она смотрит на стенные часы, начинает расставлять посуду.) Отец, мать, коммунальные платежи, певец из кабака… и мистер Икс. (Проезжают мотоциклы. Эва подходит к окну, выглядывает, качает головой.) Ну, неужели больше негде тарахтеть? Катили бы на ипподром! (Шум лифта. Открывается дверь. Стуча на ходу, входит гость.)