Сквозь этажи - [16]

— А дальше будем реагировать на заявления граждан.

— Будем через дверь перекрикиваться?

— Ни в коем случае. Реагировать будем письменно.

— Они же орут, а не пишут.

— Ты стой в коридоре, слушай, что они там кричат, а я буду катать ответы. Восемь часов подряд будем реагировать, и пусть потом кто-нибудь скажет, что мы не защищаем интересы жильцов. Несмотря на то, что все наши мастера опохмеляются.

— Давай, я уже и ухо к двери прижал. Жуткий гвалт!

— Точнее?

— Гражданка Тюмба, улица Шлепанцевая семь, шестьдесят шесть, вопит, что это за домоуправление — дома нет, а правление сидит за закрытыми дверьми.

— На абстрактные оскорбления мы не отвечаем.

— Ага, пошло конкретней. Вопит, что непонятная жидкость с верхнего этажа капает ей прямо на обеденный стол. Требует незамедлительно отремонтировать.

— Сейчас сочиню ответ, а ты просунешь под дверь. Так. Гражданка Тюмба. До вас по адресу Шлепанцевая семь, шестьдесят шесть, проживал известный живописец Леонардо да Винчи, но он на нас не кричал. У него тоже протекал потолок, а он в таких условиях создал всемирно известную фреску «Тайная вечеря».

— Ну да?

— Что ты «нудакаешь»? Мое дело отвечать, твое — выслушивать жалобы.

— Гражданин Зоннензайн, Клоповий переулок восемьдесят восемь, шестнадцать, жалуется, что дома стало невозможно заниматься тем, чего другим видеть не следует, потому что сквозь щели в полу нижним соседям все видно.

— Уважаемый Зоннензайн! Не так давно в Клоповьем переулке восемьдесят восемь, шестнадцать, проживал писатель Мольер, который в тех же условиях написал комедию «Смешные жеманницы». И Вам нечего выставлять себя на смех и жеманиться, спокойно делайте свое дело, а нижние пусть поучатся.

— Тут один кричит, что в квартире уже давно нет холодной воды, идет только горячая, да и то не из крана, а из розетки. Каменка двести, два, Обидчивый.

— В ответ на жалобу тов. Обидчивого сообщаем, что до него эту площадь занимал Исаак Дунаевский, который точно в таких же условиях написал торжественную увертюру к фильму «Цирк».

— Сейчас за дверью беснуется Чертякин, переулок Издевкин, шестьдесят четыре, двадцать два. Жалуется, что ему во входную дверь вставили глазок, который не отражает реальной действительности. Всякий раз, когда звонят в дверь, в глазок виден почтальон, а откроешь — стоят мальчишки и требуют макулатуру.

— Нашел на что пожаловаться! Отвечаю: предыдущий жилец Оноре де Бальзак, подглядывая в этот глазок, написал новеллу «Златоокая девушка».

— Один тут в истерику впал — кричит, что на Кишечной семь, шесть, жить невозможно.

— А вот Леонид Андреев на этой жилплощади создал пьесу «Жизнь человека».

— Тараканья, двадцать один, двести два, плачет, что при благоприятном попутном ветре через щель в панелях хлещет дождь.

— Между прочим, некто Фридрих Шиллер, проживавший по этому адресу, под шум дождя отковал оду «К радости». А своих «Разбойников» он написал, живя совсем по другому адресу, который обслуживает другое домоуправление.

— Манеркина Афродита, проживающая по Пожарной девяносто, одиннадцать, колотит в дверь ногами и дурным голосом кричит, что основной сортирный агрегат постепенно уходит под пол.

— Уважаемая Афродита Манеркина, сообщаем, что именно в Вашей квартире на Пожарной Эмиль Золя написал свое прекрасное произведение «Дамское счастье». Советуем прочесть эту книгу.

— Мейнхард Блудяков, аллея Хмельных, тридцать семь, два, живет на нижнем этаже, окно у него вечно разбито, заглядывают проказницы-девчонки, а он застенчивый холостяк.

— Пусть холостяк Мейнхард примет к сведению, что Шекспир, будучи квартиросъемщиком по тому же адресу, благодаря разбитому окну написал своих «Виндзорских проказниц».

— Аппендиксов, сорок три, семь, грозится написать депутату.

— Людвиг ван Бетховен тоже писал оттуда, но к «Далекой возлюбленной».

— Шум удаляется, слов уже не различить. Наверное, из коридора все ушли.

— Странные все-таки люди! Вот Александр Блок за дверью нашего домоуправления написал поэму «Возмездие».

Аэропорт

Вышла новая книга — «Аэропорт» называется. Стоит два рубля восемьдесят копеек, да дело не в деньгах — это произведение так просто не купишь. Только в обмен на макулатуру. А сама книжка американская. Б е с т с е л л е р — так-то вот.

Теперь о том, как все было. Сходил я к брату на день рождения и, кажется, чего-то перебрал. Скорее всего салата. Во всяком случае утром я спал, как набальзамированный, а когда поворачивался, в мозгах будто кило кнопок встряхивали. Я ему: «Не трещи ты, дай человеку в себя прийти, оклематься», — а он все гремит. Беру трубку, а из нее мой старый приятель Вальтер стрекочет: «Хочешь «Аэропорт», — говорит, — вяжи двадцать кило газет и — вперед! За макулатуру дают талон и сорок копеек впридачу. Не забудь сунуть в карман два сорок — и получишь искомую сумму! Только пошевеливайся и запомни — бестселлер! Американский!» — И — бац трубку…

А я сплю и думаю: вставать, конечно, — самоубийство, но с другой стороны — кто его знает, какой шанс уплывает? Деваться некуда, принимаю волевое решение — иду.

Увязал в один штабель газеты, журналы, книги, вылетел на улицу, схватил такси и говорю шефу: «Газуй в аэропорт!» Минута в минуту подоспел: как раз объявляют регистрацию и оформление багажа. Девушка велит ставить пакет на весы. Положил, куда сказали — стрелка упирается в цифру двадцать. Видал, миндал? Голова может шуметь, а глаз все равно не подведет — как в аптеке! Стоило, значит, приходить…