Сквозь бурю - [8]
— Поняли.
— Мало того, что поняли. Поклянитесь, что будете молчать!
— Если я кому-нибудь скажу хоть слово, — торопливо заговорил Сейтимбет, — пусть меня покарает дух предков, клянусь Кораном! Если я нарушу клятву, то пусть я буду…
— Довольно, хватит, — рассмеялся Кутлымурат. — Клятвы давать ты, я вижу, умеешь…
— Стойте, ребята, — сказал Нагым. — Давайте поклянемся нашей дружбой. Кто нарушит клятву, тот нам не друг!
— Давайте, — отозвался Сейтимбет.
— Вот и хорошо. — Нагым протянул вперед раскрытую ладонь правой руки, Сейтимбет и Кутлымурат положили свои ладони сверху.
— Клянусь дружбой! — сказали они разом.
— Теперь за дело! — воскликнул Кутлымурат. — Давай, Нагым, бери раненого за плечи, а мы с Сейтимбетом за ноги, и перенесем его в лодку.
Так они и сделали.
Нагым взялся за весла, Кутлымурат — за руль. Спасенный человек лежал на дне лодки и все время стонал. Мальчики обеспокоенно поглядывали на него. Мысли их были заняты одним: поскорее доставить раненого к дедушке Айдосу.
Нагым изо всех сил налегал на весла. Попутный ветер помогал быстрому ходу лодки. Уже начало темнеть. Высоко в небе сквозь разрывы облаков показался серебристый тонкий полумесяц.
АЙТБАЙ
Глинобитный домик дедушки Айдоса стоял на краю аула, недалеко от берега моря. Дверь его жилища была открыта для всех. Что бы ни случилось в ауле — радость или горе, ссора между соседями или в семье, — односельчане шли за советом к Айдосу. И как он рассудит, так тому и быть. Любили они старика: справедлив и строг был он, бескорыстен и добр. Умудрили его долгие годы нужды и лишений, трудных скитаний в поисках работы и хлеба. Видел он несправедливость баев и верных друзей их, таких же несправедливых, жадных ишанов и судей — кази, которые называли себя духовными лицами, слугами аллаха. Да, все они были заодно — и баи и духовенство. Все они угнетали бедных дехкан, рыбаков и охотников, забирали себе львиную долю урожая, рыбы, дичи. Горькие думы о тяжелой жизни сделали печальными глаза Айдоса. Редко видели люди улыбку на темном, изрезанном глубокими морщинами лице старика. Но все знали, что доброе у него сердце, всегда поможет он советом и делом человеку, попавшему в беду.
…Уже совсем стемнело, когда лодка причалила к берегу. Мальчики осторожно подняли раненого и перенесли его к дому Айдоса. Здесь они остановились и опустили свою ношу на песок.
Через старую камышовую дверь просачивались тонкие нити света. Видимо, старик не спал, обеспокоенный долгим отсутствием Нагыма и его друзей. Ведь ребята должны были вернуться еще вечером.
Когда Нагым переступил порог дома, он увидел, что Айдос и бабушка Нурбике сидят у очага и, похоже, даже не собирались ложиться спать. Глядя на мальчика, старик укоризненно молвил:
— Ну, как дела? Много птенцов нашли? Где ты был так поздно? Где твои товарищи, где лодка?
Видя, что Нагым как-то растерянно молчит, старик забеспокоился, почуяв неладное.
— Говори, что случилось, — требовательно и громко сказал он.
— Дедушка, — торопливо и сбивчиво заговорил Нагым, — лодка цела, все в порядке… — Мальчик глубоко перевел дыхание. — Мы нашли раненого человека… Он без сознания, а Сейтимбет…
— Постой-постой, — прервал его Айдос, — какой человек? Кто ранен? Где он?
— Здесь, дедушка. Мы втроем перенесли его из лодки к нашему дому.
Айдос стремительно поднялся:
— Здесь? Так чего же мы стоим? Надо внести его в дом. Нурбике, приготовь чаю и горячей воды.
Вместе с Нагымом он вышел, и вскоре при помощи мальчиков незнакомца внесли в дом.
Сейтимбет и Кутлымурат собрались уходить. Айдос предупредил их, чтобы никому не говорили о раненом. Ребята пообещали.
Далеко за полночь в доме Айдоса горел огонь. Старик вместе с женой и Нагымом промыли и перевязали раны незнакомца, который все не приходил в сознание, стонал, метался и бредил. Нурбике терпеливо и осторожно понемножку вливала ему в рот теплый крепкий чай. Когда раненый наконец перестал бредить и успокоился, Айдос и Нурбике забылись коротким сном. Утомленный событиями беспокойного дня, Нагым крепко заснул.
На горизонте уже обозначалась первая, тончайшая ниточка рассвета.
Трое суток пробыл незнакомец на попечении Айдоса и Нурбике. Ножевые раны на его теле слегка затянулись, он поправлялся.
Теперь после работы то Айдос, то Нурбике, то Нагым, а иногда все вместе они садились у края кошмы, на которой лежал раненый, и слушали его рассказы о жизни, об удивительных переменах, происходивших в северном городе Петрограде, в Москве и в их родном Туркестане.
Звали его Айтбай. Он был сиротой, мать и отец умерли от голода, как и многие, многие тысячи других, потому что никто им помощи не оказывал, не спасал от голодной смерти. Каким чудом уцелел трехлетний Айтбай, он и сам не знает. Вырос он в Ходжейли. С детства батрачил у богатого бая, пас его огромные стада вместе с другими, взрослыми пастухами. Ничего не видел и не знал он, кроме скота и бескрайних степей. Только еду и какие-то рваные обноски вместо одежды давал ему бай за работу. Лето сменялось зимой много раз, пока он вырос и стал взрослым парнем, сильным, закаленным, выносливым в жару и холод.
Но вот началась в его жизни полоса больших и важных перемен. Его призвали служить в армию. Уехал он из родной Каракалпакии в далекий город Москву, жил там в казармах почти два года. Здесь он и встретился с людьми, которые принесли свет знания в его жизнь. Это были солдаты-большевики, и первым из них был друг Григорий Рожко, научивший Айтбая читать. Большевики обучили его не только грамоте. Они рассказали, как нужно бороться против богачей, как добиваться свободы и достойной человеческой жизни для бедных, для трудового человека. Вместе с этими солдатами в Москве он боролся против капиталистов, против царских генералов и офицеров, за власть рабочих и крестьян, за Советскую власть.
