Сквозь бурю - [16]
— Ничего я не забыл, Рахим. А вот ты вспомни: кто говорил об этом нашим старикам? Те же ишаны. Не покойники, а живые ишаны, те, которые обирали нас и требовали повиновения. Так ведь?
— Так то оно так. Но может быть, они говорили со слов духа умершего?
— А кто их видел или слышал, этих духов?
— Никто, конечно, но все-таки страшусь я мести ишана и боюсь покойников, кладбища, могил.
— А я с самого детства не боялся ни кладбища, ни могил. Отец всегда говорил мне, что покой умерших охраняют не злые, а добрые духи…
Хотя Айдос посчитал вздорными слухами то, что рассказывал ему Рахим, но, оставшись один, задумался… Зачем понадобилось Жалию говорить о встречах с духом своего отца на кладбище? Ведь недаром же он это делает. «Схожу-ка я на кладбище и посмотрю сам, что там делает этот мошенник Жалий», — решил старик.
На рассвете следующего дня Айдос, пройдя безлюдной улицей аула, вошел на кладбище. Найдя могилу Кабыл-ишана, он спрятался среди кустов. Вскоре послышались шаги. Айдос осторожно раздвинул ветки и увидел Жалия, который пришел к могиле своего отца в сопровождении служки. Сначала служка читал Коран, а Жалий слушал. Потом он коротко помолился, еще немного постоял над могилой и повернул назад. За ним поплелся его служка.
Дважды ходил Айдос на рассвете к могиле Кабыл-ишана и ничего интересного не увидел. Жалий ни с отцом, ни с какими-либо другими духами разговора не вел, советов не получал.
В третий раз старик решил пойти на кладбище затемно. «В конце концов, — думал он, — не может быть, чтобы Жалий попусту ходил каждый день на могилу покойного ишана».
Айдос терпеливо прождал несколько часов. На исходе ночи он увидел, что в предрассветных сумерках замаячила длинная фигура в белом одеянии до самой земли. Айдос было подумал, что это и впрямь дух покойника, но неожиданно услышал сухой человеческий кашель, исходивший от «духа». И тут же он увидел Жалия, торопливо идущего навстречу неизвестному. Они поздоровались.
— Ассалам алейкум![7]
— Уаалейкум![8] — ответил «дух». — У меня теперь очень много дел, Жалий-жан, поэтому я не мог раньше приехать. Какие у вас новости? Все ли благополучно?
— Очень трудное время, уважаемый Ниязбамбет. Хороших новостей нет, а плохие не радуют.
— В чем дело?
— Понаехали в аул агитаторы — комсомольцы из Муйнака. Ходят по юртам, созывают собрания, рассказывают о голоде на Поволжье и подбивают народ выйти в море на лов рыбы для голодающих.
— Это плохо, нельзя допустить помощи неверным. Позаботьтесь, дорогой Жалий, чтобы мусульмане на собрания не ходили, рыбу в Муйнак не отправляли. Непременно надо сорвать помощь голодающим, это ослабит Советскую власть.
— Делаю все, что в моих силах. В мечети теперь невозможно открыто призывать к неповиновению властям. Я уже обошел юрты дехкан и рыбаков, запретил им ходить на собрания, слушать агитаторов. Я предупредил, что гнев аллаха падет на их голову за помощь Поволжью.
— Это хорошо. Можете еще напомнить, что воины аллаха не помилуют отступников от веры и Корана.
— А как обстоят дела у вас, уважаемый Ниязбамбет? Какие новости?
— Ахмед-ишан просит передать привет.
— Спасибо. Ну, а чем порадуете?
— Пока нечем порадовать. Вам трудно, но и нам не легче. Красная Армия разбила наших защитников: армии Деникина, Врангеля и Колчака. И всюду, где победили большевики, земли отнимают не только у помещиков, но и у духовенства и раздают своим ничтожным голодранцам. Может случиться, что и здесь скоро начнут устанавливать такие же порядки: отберут стада и земли у почтенных людей. Надо не допустить этого, но действовать очень осторожно, сделать так, чтобы люди сами не брали чужого добра, потому что аллах строго накажет за это. Вы поняли? Ну, а если появятся строптивые, то джигиты Ахмед-ишана сумеют их убрать с помощью аллаха.
— Понимаю, понимаю, — медленно проговорил Жалий.
— Хорошо, что понимаете. Скоро к вам явится один нищий. Поговорите с ним наедине; через него мы будем держать связь… Вы что-нибудь собрали? Как вам известно, ишану Ахмеду нужны…
— Да, да… Я собрал немного золота…
Человек в белом засмеялся:
— Знаю, знаю. От нас ничего не скроешь, Жалий-жан.
— Конечно, конечно, но вы же знаете, как это трудно.
— Это труды во имя аллаха. Однако оставим пустые разговоры, золото раньше всего. Вы принесли полностью все, что собрано?
— Все, все, — торопливо ответил Жалий.
— Думаю, что вы себя не обидели, — сказал Ниязбамбет, и в голосе его прозвучала явная насмешка.
Разговор затих. Двое стали расходиться в разные стороны. Айдос следил за ними. «А что, — думал он, — если напугать их и забрать золото?.. — Но тут же отказался от этой мысли: — Их двое, они могут осилить и убить меня…»
Он подождал, пока Жалий и Ниязбамбет ушли с кладбища, а потом направился к себе домой. Целый день продолжал думать о встрече на кладбище: «Вот и раскрылась тайна «бесед» Жалия с покойным ишаном. Морочат людям голову, никаких там духов и в помине не было. А теперь я знаю правду… Что же делать?..»
…На другой день, пораньше, Айдос пошел к Жалию. Он застал ишана за утренним намазом[9]. Увидев Айдоса, Жалий брезгливо поморщился и, чтобы избавиться от нежеланного гостя, подольше затянул молитву. Но старик не обратил на это внимания, спокойно уселся и стал ждать.
