Скверное время - [38]

— Как бы то ни было, — сказал сеньор Бенхамин, — не следует закрытыми окнами распалять людское воображение.

Выпив кофе, он сразу же встал.

— Мне пора, — заявил он. — А то Мина, наверное, уже беспокоится. — А в дверях, надевая шляпу, воскликнул. — У тебя не дом, а сковородка.

— О чем я тебе и толкую, — отозвалась она.

Глядя в окно, она подождала, пока он, словно благословляя ее, не помахал на прощание рукой. Затем унесла вентилятор в спальню, закрыла окна и двери и разделась донага. Потом, как и всегда после обеда, пошла в туалет и, усевшись там на унитазе, погрузилась в свои мысли, которыми ни с кем не делилась.

Четыре раза на дню она видела, как мимо ее дома проходил Нестор Хакоб. Все знали: он сошелся с другой женщиной, прижил с ней четверых детей и считается прямо-таки образцовым отцом семейства. Несколько раз он проходил мимо ее дома с детьми, но ни разу — с той женщиной. Она видела, как он худел, старел, и в конце концов он превратился в совершенно чужого ей человека, и теперь Норе казалось невероятным, что когда-то он спал с ней. Иногда, в одинокие часы сиесты, в ней вдруг просыпалось острое, мучительное желание его, но Нора желала его не таким, каким он проходил мимо ее дома, а таким, каким она его помнила до рождения Моники, когда его короткая и пресная любовь еще не стала мукой.

* * *

Судья Аркадио проспал до самого полудня. И поэтому узнал об указе только тогда, когда пришел в суд. Зато его секретарь не находил себе места с восьми утра — с той минуты, когда алькальд распорядился составить текст указа.

— Что ни говорите, — задумчиво сказал судья Аркадио, узнав все подробности, — указ сформулирован не слишком удачно. А никакой необходимости в резких формулах не было.

— Текст такой, как всегда.

— Да, такой, как всегда, — согласился судья. — Но времена-то изменились, и формулировки следовало бы изменить тоже. Люди в городе, должно быть, напуганы.

Однако, как ему удалось убедиться позже, играя в бильярдной в карты, городом не завладело чувство страха. Правильнее было бы сказать: царил дух торжества; люди увидели воочию — подтвердилось то, что они ощущали в душе: все осталось по-прежнему. Выходя из бильярдной, судья столкнулся лицом к лицу с алькальдом.

— Тут не в анонимках дело, — сказал он. — Люди даже обрадовались указу.

Алькальд взял его под руку.

— Ничего не делается народу во вред, — сказал он. — А комендантский час — это обычное для них дело.

Беседы на ходу приводили судью Аркадио в отчаяние. Алькальд ходил целеустремленно. Но, изрядно прошагав, словно шел по неотложному делу, он вдруг спохватывался, что спешить ему в общем-то некуда.

— Это ведь не на всю жизнь, — продолжал он. — К воскресенью весельчак анонимщик будет пойман. Не знаю почему, но мне кажется, это женщина.

Судья Аркадио мнение алькальда не разделял. Даже беглый просмотр собранной секретарем информации привел его к выводу: анонимки пишет не один человек. И не похоже, что действуют эти люди по заранее продуманному плану. А в последние дни появилась новая разновидность — рисунки.

— Может быть, это дело рук не одного мужчины и не одной женщины, — подытожил судья Аркадио, — а разных мужчин и женщин, и действуют они независимо друг от друга.

— Не усложняйте мне жизнь, судья, — одернул его алькальд. — Вы-то должны знать: в любом деле, даже если в нем участвуют несколько человек, всегда найдется хоть один виноватый.

— Это сказал еще Аристотель, лейтенант, — заметил судья Аркадио. И убежденно добавил: — Так или иначе, мне эта мера кажется бессмысленной. Просто те, кто их клеит, подождут, пока не отменят комендантский час.

— Это не имеет значения, — сказал алькальд, — в конце концов, нужно защитить сам принцип власти.

К казарме начали подходить призывники. Маленький двор, окруженный высокими бетонными стенами со следами засохшей крови и щербинами от пуль, еще помнил, видимо, те времена, когда камер для узников не хватало и их держали под открытым небом. В этот день невооруженные полицейские бродили по коридорам казарм в одних трусах.

— Ровира, — позвал алькальд с порога. — Принеси этим ребятам что-нибудь попить.

Полицейский начал одеваться.

— Рому? — спросил он.

— Не строй из себя идиота, — заорал алькальд, направляясь в бронированный кабинет. — Что-нибудь прохладительное.

Призывники сидели во дворе вдоль стены и курили. Судья Аркадио, перегнувшись через перила, смотрел на них со второго этажа.

— Это добровольцы?

— Если бы! — воскликнул алькальд. — Пришлось выволакивать из-под кроватей, как будто я пришел их арестовывать.

Среди призывников судья не обнаружил ни одного незнакомого лица.

— Их отбирали словно по конкурсу, — сказал он.

Когда открылась тяжелая стальная дверь кабинета, в коридор хлынули клубы стылого воздуха.

— Вы хотите сказать, что они готовы к бою, — с улыбкой, зажигая свет в своей личной крепости, отозвался алькальд.

В одном углу комнаты стояла походная кровать, на стуле — стеклянный кувшин со стаканом, а под кроватью виднелся ночной горшок. Вдоль стены стояли винтовки и ручные пулеметы. Воздух в помещение поступал через узкие высокие, похожие на бойницы окна, — через них хорошо просматривались пристань и обе основные улицы городка. В другом углу кабинета рядом с сейфом стоял письменный стол.