Скупые годы - [8]

"Как бы хорошо сейчас быть на фронте вместе с папой, - думал я вечером, забираясь под одеяло. - Лежать бы с ним в окопе и стрелять по немцам".

Вдруг перед моими глазами вырос танк с фашистскими знаками. Он медленно полз гусеницами прямо на меня. Ближе, ближе. Я испугался, съежился и, не открывая глаз, понял, что засыпаю.

Всю эту ночь я был на фронте и воевал. И все время, когда я был готов совершить какой-нибудь героический подвиг, передо мной вырастал этот страшный танк, и я трусил.

Утром, вспомнив сон, я обиделся на свою трусость и подумал: "Надо было бросить в этот танк гранатой - и все". Но так как исправить ошибку было невозможно, то я, недовольный собой, отправился в школу.

За Витькой не зашел. Мимо его дома шагал нарочно быстро и даже не взглянул на окна. Когда я прошел мимо следующего дома, кто-то крепко обхватил мою голову и закрыл мне глаза. Я сразу догадался, что это Витька, и, желая причинить ему боль, ткнул его головой, вырвался и снова зашагал.

Витька преградил мне дорогу. Он был еще раздетый и босиком.

- Сердишься?

Я молча смотрел в сторону.

- Не сердись, - грустно уронил Витька, - знаешь, я вчера был какой-то шальной. Как ты ушел от меня, я всю карту изрезал. А Германию так всю в клочки изорвал, а потом опомнился и весь вечер сидел и снова подклеивал. Давай помиримся. И вместе будем у вас конюшню чинить.

Тронутый Витькиными словами, я протянул ему руку.

Мы скрестили мизинец с мизинцем и радостно прокричали:

- Мир, мир на весь век, изменщик - глупый человек.

И, ткнув друг друга в бок кулаками, мы оба, довольные, весело пустились к Витьке в дом, а потом так же весело направились в школу.

По дороге Витька сообщил мне школьные новости.

Оказывается, все ученики с шестого по десятый класс в сентябре учиться не будут, а будут помогать колхозникам рыть картошку.

Мы подходили к школе.

ГЛАВА 6

Прошло два месяца. Школа нам понравилась. Это не то что в нашей деревне начальная. Здесь есть где в перемены разгуляться. Коридоры длинные, просторные. Можно вполне ткнуть приятеля в бок и, скрываясь от его погони, умчаться по пологим лестницам на второй этаж и спрятаться там где-нибудь в углу чужого класса. Тут уж противник не найдет, а если и разыщет, то классы широкие - можно извернуться, обмануть и, громыхая по лестницам, что есть духу мчаться обратно. Только гляди в оба. А то столкнешься лоб в лоб с таким же игроком и будешь потом неделю ходить с лиловой шишкой на потеху товарищам.

Есть и другая опасность.

Работает в школе старая, седая, толстая учительница по арифметике, Кардатова. Во время перерывов она важно прохаживается по коридорам и, улыбаясь, кивает головой на приветствия учеников. Кажется доброй, ласковой. Но чуть только заметит заигравшегося ученика, насупится, остановит, и тогда - пропал.

Стоишь всю перемену и выслушиваешь ее сердитые слова о правилах поведения. А если попался второй раз, то она поведет тебя к красной доске, где эти правила написаны, и заставит читать их вслух, да погромче. Читаешь, а кругом девчонки по углам хихикают, а ребята стараются рассмешить и строят гримасы.

Иногда не выдержишь и фыркнешь сквозь зубы. Учительница нахмурит брови, оглядит притихших ребят и отведет тебя в канцелярию. А там директор и учителей целая комната, и все смотрят на тебя. Опустишь голову и стоишь, готовый провалиться сквозь пол.

А пол не проваливается. Классный руководитель запишет фамилию и на классном собрании начнет пробирать.

Нет, с Кардатовой шутки плохи.

У ней на уроках тишина. Слышно, как муха пролетит. И тетради по арифметике чище, чем по другим предметам, а двойки почему-то все-таки есть.

А вот по географии учительница не строгая - и на уроках не так томительно, свободней, и двоек ни у кого нет. И по окончании урока географии всегда чувствуешь себя как-то хорошо, весело.

Возвращаясь с занятий, мы с Витькой заходили в рощу. Там у нас под толстым, кряжистым пнем был спрятан топор. Мы срубали по длинной осиновой жерди и волокли их домой на ремонт нашей конюшни. И когда строительного материала у нас было достаточно, мы уговорились в воскресенье заниматься самим ремонтом.

Мать моя давно уже выздоровела.

В этот день она раньше обычного ушла молотить. Я выбежал в сарай, приготовил пилу, разыскал молоток и, поджидая Витьку, принялся оттачивать топор. Время шло быстро. Солнце поднималось все выше и выше. Схваченная первым ночным заморозком земля начинала оттаивать, а Витьки все не было.

"Наверно, проспал, - тревожно поглядывая на пустынную улицу, рассуждал я. - Так и придется самому бежать за ним. Сонуля".

Вдруг из долины от Майданки послышался Витькин голос. Через минуту он выскочил на бугор. Оседлав березовую палку, Витька изображал из себя всадника. Он погонял коня и на скаку длинной хворостиной яростно срубал ненавистные головы противников. Противник отступал. Преследуя его, Витька ворвался в распахнутую дверь сарая и чуть не опрокинул меня на землю вместе с табуреткой. Одетый в телогрейку, раскрасневшийся, радостный, он торопливо рассказал мне, как он по поручению председателя колхоза бегал в дальнее поле к трактористам. Витька понимающе попробовал пальцем наточенный мной топор, одобрил, и мы принялись за работу.