Скульптор-экстраверт - [20]

Время от времени тишину застолья праздничного прерывало звонкое постукиванием вилок и ножей о тарелки фарфоровые. Гости дружно орудовали ножами и вилками, склонив свои головы над тарелками. Кто-то кому-то передавал через полстола напитки, а кто-то тянулся за хлебушком. Гости цепляли вилками ломтики колбаски и кусочки сыра, после чего клали их в свои тарелки, сервированные салатами и гарнирами… Никто ни с кем не разговаривал, шуткам места не было, и в какой то момент времени я поймал себя на мысли, что оказался на чьих-то поминках… Но наполнялись бокалы, и все же звучали тосты. Через тост-другой гости понемногу разговорились меж собой и разошлись по интересам кто куда из-за стола праздничного. Кто-то вышел на летнею веранду, кто-то во двор, а кто-то обосновался в зале, у камина…

Я же все это время по большей части молчал и смотрел то в свою тарелку, то по сторонам. То сидел, то вставал и только и думал о том, под каким бы предлогом мне свалить отсюда домой. Как же мне было скучно и неинтересно, трезво, одиноко и неуютно в этот день и в этом доме, средь незнакомых и чуждых мне людей на этом празднике жизни. Сколько же народу, сколько шума. Для жены же моей все прошло как нельзя лучше и гладко. Ей все понравилось (она оказалась в своей стихии), и после рюмки-другой она по обычаю своему за час-другой перезнакомилась оптом со всеми гостями разом. К вечеру у нас в гостях была ее новая подружка риелтор от Москвы Марина, про отдых и на отдых в этот день можно было смело забыть и забить…

На следующее утро – в воскресенье, Всеволод позвонил мне и позвал нас с супругой на продолжение праздничного банкета. Гостей в доме Всеволода Державина в этот день поуменьшилось, и круг общения незначительно, но сузился – человек на пять, то есть до десяти – двенадцати человек. И в этот выходной день все было как бы попроще и поспокойней, без шума и гама, присущего для большого скопления народа. И все улыбались, всем было весело и хорошо. Второй день всегда отличен от дня первого – всегда! На второй день все всегда проще. Никому уже не нужен тамада. Гости навеселились за предыдущий день, свыклись и пообтерлись друг с другом, утихомирились и присмирели, стали раскованными и расслабились. Практически каждый из приглашенных гостей нашел свой уютный для себя уголок в просторном доме скульптора…

В этот день и разговоры клеились, и темы для беседы без труда находились, и пауз неловких в общении между гостями не возникало. Кто-то прогуливался по участку, кто-то лежал на шезлонге, укрывшись пледом и приласканный солнечными лучиками, кто-то вышел за ворота и направился к озеру неспешной прогулкой наедине со своими мыслями…

Я же во второй день праздничного застолья разместился на террасе, где и нашел свое успокоение. Помимо меня, в это утро здесь приютилась приятная семейная пара – муж и жена, Егор и Анжела. Так, во всяком случае, мне их представили накануне, в тот момент, кода их сын Ярик покорял сердца приглашенных гостей своей виртуозной игрой на балалайке. Выглядело это со стороны презабавно, и все оттого, что их сын, мальчишка одиннадцати лет, делал это с необычайной серьезностью и необыкновенным усердием по выражению своего лица, светски закинув лакированный ботинок одной ноги на коленку другой. Он сидел посередине гостиной, согнувшись над струнами, напротив праздничного стола и брал свои аккорды один за другим. Сын в плане прически и одежды мало чем уступал своим продвинутым родителям. Скажу так, его прическе любая модница бы позавидовала. Ярик был ярко выраженным блондином с длинными и пушистыми волосами. Как только Ярик заканчивал играть очередную композицию, тотчас же раздавались дружные аплодисменты гостей. Ярик застенчиво улыбался и кланялся кивком головы, не вставая со стула…

– Еще, еще, еще. Браво, браво… – Ярик был рад стараться… На пятый или шестой заход родители перестали мучить гостей и… прервали сольник сынишки. Его папа встал из-за стола, торжественно подошел к сыну, погладил по голове и обратил его внимание на следующее обстоятельство.

– Сынок, после выступления что принято сделать артисту? – В ответ на это Ярик встал со стула и трижды, глубоко в пояс, поклонился гостям, в том числе и вашему слуге покорному…

– Все, сынок, иди, играй с ребятками… – Ярик протянул балалайку папе и сорвался с места… Егор взял из рук сынишки музыкальный инструмент, положил его в футляр и отнес футляр с балалайкой в серебристый фольксваген…

Егор склонился над мангалом и хлопотал по шашлыку, жена же Егора Анжела отдыхала на соседней со мной скамеечке. Она прикрыла глаза, подставив свое лицо под солнце. Она сидела на лавочке, запрокинув ногу на ногу, принимала в это утро солнечные ванны. Анжела пыталась это делать раскованно и в меру вальяжно, но у нее получалось задумчиво и грустно. На фоне бледноватого цвета лица, подсвеченного солнечными лучами, под глазами Анжелы со всей очевидностью проглядывались слегка припудренные свинцовые синяки.

Жена Егора была одета по погоде, в белые кроссовки на высокой подошве, потертые джинсы с дырками в нескольких местах и футболку с коротенькими рукавами, бесконечно болтающуюся на ней, словно вывешенное после стирки белье на ветру. Джинсы, как и красного цвета футболка, тоже болтались на ней, и все оттого, что она была необычайно тонка. Футболка модная, трепыхалась на ее теле от малейшего дуновения ветра. Анжела напоминала мне в этот момент высушенную и выцветшую мумию. Через минут десять подул легкий ветерок, Анжела съежилась от холодка, судя по всему пробравшего ее до косточек, накинула на свои плечи куртку, сложила на груди руки, склонила к рукам голову и снова прикрыла глаза…