Скрюченный домишко - [13]

Из гостиной вышла София:

– Мама вас ждет, инспектор.

Я последовал за Тавернером в большую гостиную. И не сразу узнал женщину, сидевшую на парчовом диванчике. Золотисто-каштановые волосы башней вздымались вверх в стиле эпохи Эдуарда, элегантного покроя темно-серый костюм, бледно-сиреневая в узкую складочку блузка, застегнутая на горле небольшой камеей. Только сейчас я заметил очарование вздернутого носика. Она слегка напомнила мне Атену Сайлер, и невозможно было поверить, что это то же самое бурное существо в персиковом неглиже.

– Инспектор Тавернер? – произнесла она. – Входите и, прошу вас, садитесь. Вы курите? Какое ужасное событие. Я пока никак не могу с ним свыкнуться.

Голос звучал тихо, ровно – голос человека, решившего во что бы то ни стало держать себя в руках.

– Скажите, пожалуйста, могу я чем-нибудь помочь?

– Спасибо, миссис Леонидис. Где вы находились во время случившейся трагедии?

– Я, должно быть, как раз ехала сюда из Лондона. Днем я завтракала с приятельницей в «Иве». Затем мы поехали на показ мод. Выпили с друзьями в Беркли, и я отправилась домой. Тут я застала страшную суматоху. Как оказалось, у моего свекра случился припадок, и он… умер. – Голос слегка дрогнул.

– Вы были привязаны к вашему свекру?

– Я его просто обо… – Голос зазвучал громче и пронзительнее. София чуть поправила уголок картины Дега. Голос Магды на несколько тонов упал. – Я очень любила его, – ответила она просто. – Мы все его любили. Он был так… добр к нам.

– Как вы ладили с миссис Леонидис?

– Мы редко виделись с Брендой.

– Отчего?

– Ну, у нас мало общего. Бедняжка Бренда. Ей, вероятно, иногда приходилось нелегко.

София опять коснулась Дега.

– Да? В каком отношении?

– Ну, не знаю. – Магда с грустной улыбкой покачала головой.

– Была ли миссис Леонидис счастлива с мужем?

– О да, я думаю, да.

– Ссоры бывали?

Опять улыбка и покачивание головой.

– Право, не знаю, инспектор. Их часть дома полностью отделена от нашей.

– Она была очень дружна с мистером Лоуренсом Брауном, не так ли?

Магда Леонидис приняла холодный вид. Широко раскрытые глаза ее с упреком уставились на Тавернера.

– Я не думаю, – проговорила она с достоинством, – что вы вправе задавать мне подобные вопросы. Бренда дружески относилась ко всем. Она вообще дружелюбно настроена к людям.

– Нравится вам мистер Лоуренс Браун?

– Он очень тихий. Очень милый, но его почти не замечаешь. Я его вообще редко вижу.

– Он преподает хорошо?

– По-видимому. Меня это мало касается. Филип, по-моему, вполне доволен.

Тавернер прибегнул к тактике внезапного нападения:

– Мне неприятно вас об этом спрашивать, но как по-вашему – существовали между ним и миссис Брендой Леонидис любовные отношения?

Магда с величественным видом поднялась:

– Я никогда не замечала ничего подобного. Мне кажется, инспектор, такого рода вопросы вы не должны задавать мне. Все-таки она была женой моего свекра.

Я чуть не зааплодировал.

Старший инспектор тоже поднялся.

– Скорее вопрос к слугам? – заметил он вопросительно.

Магда промолчала.

Сказав: «Спасибо, миссис Леонидис», – инспектор удалился.

– Радость моя, ты была великолепна, – горячо похвалила мать София.

Магда задумчиво покрутила завиток за правым ухом и посмотрелась в зеркало.

– Д-да, – согласилась она. – Пожалуй, сыграно верно.

София перевела взгляд на меня:

– А вам разве не надо идти с инспектором?

– Послушай, София, как мне себя…

Я запнулся. Не мог же я спросить ее прямо так, при ее матери, какая мне отводится роль. Магда Леонидис до сей поры не проявила ни малейшего любопытства к моей персоне – пока что я ей пригодился только как свидетель ее эффектной реплики под занавес о дочерях. Я мог быть репортером, женихом ее дочери, или незаметным сотрудником полиции, или даже гробовщиком – для Магды Леонидис все эти люди составляли публику.

Поглядев вниз, себе на ноги, миссис Леонидис с неудовольствием сказала:

– Эти туфли сюда не подходят. Они легкомысленны.

Повинуясь повелительному кивку Софии, я поспешил вслед за Тавернером. Я нагнал его в большом холле, как раз когда он взялся за ручку двери, ведущей к лестнице.

– Иду к старшему брату, – пояснил он.

Я без дальнейших околичностей изложил ему свои проблемы:

– Послушайте, Тавернер, в конце концов – кто я такой?

– Что вы имеете в виду? – удивился он.

– Что я тут делаю? Предположим, меня спросят, и что я отвечу?

– А-а, понятно. – Он подумал. Потом улыбнулся: – А вас кто-нибудь уже спрашивал?

– Н-нет.

– Ну так и оставьте все как есть. «Не объясняй ничего» – отличный девиз. Особенно в доме, где такая неразбериха. У всех полно своих забот и опасений, им не до расспросов. Ваше присутствие будет восприниматься как должное постольку, поскольку вы уверены в себе. Говорить, когда тебя не спрашивают, большая ошибка. Так, а теперь откроем дверь и поднимемся по лестнице. Ничего не заперто. Вы, конечно, понимаете, что вопросы, которые я им задаю, – сплошная чепуха. Да наплевать мне, кто из них был дома, а кого не было и кто где в тот день находился…

– Так зачем же…

– Затем, что это мне позволяет взглянуть на них, составить о каждом мнение, послушать, что они скажут, – а вдруг кто-то ненароком даст мне ключ. – Он на секунду замолчал, потом понизил голос: – Голову даю на отсечение, миссис Магда Леонидис могла бы сболтнуть что-нибудь важное.