Скрытый террор - [9]

Закончив обучение на курсах, Гиббс вдруг обнаружил, что жизнь полицейских под началом нового шефа была далеко не сахар. Полицейские постарше сразу же невзлюбили Митрионе. И удивительного в этом ничего не было — ведь тот обошел их по службе. Гиббс тоже считал, что шеф проявляет излишнюю суровость, требуя, чтобы все делалось так, как сказал он. Однако и Гиббс, и другие новички понимали, что в конфликтных ситуациях шеф, как правило, оказывался прав.

Митрионе откровенно говорил своим подчиненным: «Эта дверь открывается и в ту, и в другую сторону. Либо вы вступаете в игру, либо выбываете из нее». Случалось, что кто-то из опытных полицейских пил на дежурстве. Шеф был тогда непреклонен: «Вот вам рапорт об отставке, подписывайте и убирайтесь вон».

Позже, когда полицейские стали заключать контракты через свою профсоюзную организацию, провинившимся было гарантировано надлежащее рассмотрение дела. Хотя в свое время Митрионе пользовался неограниченной властью над подчиненными, он все же старался палку не перегибать. Как-то Гиббс дежурил со старшим по званию полицейским (тот был сержантом). Во время дежурства они задержали человека, ограбившего кассу на заправочной станции. Сообщивший о грабителе предупредил, что у того два пистолета, поэтому при задержании нарушителя сержант стал бить его по лицу, пытаясь заставить сказать, куда он спрятал оружие. Когда дальше терпеть это было уже невозможно, Гиббс сказал: «Если ты удариш его еще раз, тебе придется иметь дело со мной».

Какими бы гуманными мотивами он при этом ни руководствовался, Гиббс хорошо понимал, что нарушил субординацию, поэтому ничуть не удивился, когда был вызван к шефу.

«В чем-то ты прав, — сказал ему Митрионе, — но в чем-то и нет. Прав потому, что избивать задержанного, конечно, нельзя. Но и не прав, потому что разговаривать в таком тоне со старшим по званию не положено. Чтобы больше этого не было!»

Еще одно замечание (на сей раз уже в более категорическом тоне) Гиббс получил после того, как поздно вечером в воскресенье в полицию позвонили из негритянского квартала с жалобой на подгулявшую девицу. Пытаясь как-то утихомирить разбуянившуюся особу, Гиббс уже сам стал бить ее по рукам и лицу.

Жалоба на него поступила раньше, чем он вернулся в участок. Шеф был уже в курсе. Выслушав объяснение Гиббса, Митрионе решил, что в данном случае тот просто перестарался, и велел старшему дежурному во всем разобраться, чтобы в другой раз Гиббс как-то сдерживал свой гнев.

Хотя в то время большинство полицейских в Ричмонде выходили на дежурство с дубинками, Митрионе рекомендовал Гиббсу не делать этого. «Тебе дубинка не нужна, — сказал он. — Ты молод и не знаешь своей силы».

В большинстве случаев полицейские, особенно те, кого шеф сам рекомендовал на службу, старались его не провоцировать. Они очень скоро усвоили все его капризы и прихоти. Поскольку сам Митрионе был всегда подтянут и опрятен, он требовал того же и от подчиненных, строго следя за тем, чтобы все полицейские уделяли своей выправке должное внимание.

Однажды часа в два ночи, когда шел проливной дождь, произошел случай, который навсегда запомнился Гиббсу. Он позвонил в участок, и ему было приказано срочно зайти в такой-то номер гостиницы. Подойдя к ней поближе, он заметил невдалеке синюю машину шефа и понял: облава! Ничего другого в такую ночь представить себе было невозможно.

Гиббс бегом бросился в номер (при этом его башмаки противно чавкали) и увидел там Митрионе, который проводил неожиданную проверку третьей смены. Граждане, встречающие полицейского на улице среди ночи, говорил он, платят те же налоги, что и остальные. Поэтому они имеют полное право требовать, чтобы и в это время суток полицейские ходили чистые и опрятные.

Из-за дожда у всех полицейских насквозь промокли ботинки, носки и низ брюк. Но не это интересовало шефа. Он хотел проверить, все ли у них в порядке под плащом. Гиббс такую проверку успешно прошел. Но одного полицейского Митрионе все же отправил домой (у того было что-то не так с оружием).

Правила, конечно, нарушать было можно, по лишь в том случае, если на то были веские причины. Одно время в Ричмонде начали происходить события, которые были тут же квалифицированы как возросшая волна детской преступности. Это случилось в конце пятидесятых, когда молодежь стала разгуливать по улице с презрительной ухмылкой, носить прически «утиный хвост» и танцевать рок-н-ролл. Старшему поколению не нравилось, что подростки глумились над законом и, несмотря на установленный для них час, допоздна слонялись по улицам. При этом одни открыто распивали пиво, другие выкрикивали оскорбительные замечания вслед проезжавшим мимо водителям постарше. Два-три раза несовершеннолетние врывались в лавки и очищали кассу (хотя похищенные суммы и были незначительными).

Митрионе знал, что респектабельные горожане рассчитывали на него, поэтому пошел к мэру Каттеру и сказал:

— Может, кому-то это и не поправится, но я все же берусь пресечь это безобразие.

— Действуйте, — сказал мэр.

В течение последующих двух-трех недель полиция методически разгоняла подростков по домам, где бы те ни собирались. Когда наступал установленный час, шатавшихся по улицам несовершеннолетних доставляли в полицейский участок и вызывали родителей. В результате все «шалости» прекратились. Суровый, но справедливый шеф полиции сам был примерным отцом. Раз другие отцы уклоняются от своих родительских обязанностей, говорил он, за воспитание их детей придется взяться полиции.