Скрытые в темноте - [41]

Однако за аркой открывается совсем другой вид: учительская парковка заставлена строительными вагончиками, корпуса-пристройки 70-х годов носят имена поэтов эпохи романтизма, что выглядит очень нелепо. «Вряд ли сюда приводят родителей будущих учеников», – думает Сомер, входя вместе с Гислингхэмом в Кольридж-хаус. Звуки внутри отражаются резким эхом, пахнет дезинфицирующим средством. Кабинет Уолша на третьем этаже, лифта нет. Слегка запыхавшиеся полицейские подходят к двери. Им открывает мужчина в клетчатой рубашке и вязаном галстуке. Начищенные туфли блестят. Очень подходит под описание Элспет Гибсон.

– Да?

– Детектив-констебль Крис Гислингхэм, детектив-констебль Эрика Сомер, полиция долины Темзы. Можно с вами поговорить?

Уолш удивленно моргает и, обернувшись, поглядывает в кабинет.

– Вообще-то у меня сейчас дополнительное занятие. Не зайдете попозже?

– Мы приехали сюда из Оксфорда, – отвечает Гислингхэм, – так что нет, мы не «зайдем попозже». Впустите нас?

Несколько секунд мужчины внимательно смотрят друг на друга, затем Уолш отступает внутрь.

– Конечно.

Кабинет скорее смахивает на классную комнату. Здесь уже нет никаких кожаных кресел, лишь письменный стол, ряд стульев с твердой спинкой, старинная доска и несколько постеров в раме (афиша «Мадам Баттерфляй» из Английской национальной оперы и плакат с выставки памятников материальной культуры Японии в Музее Ашмола). За одной из парт ерзает рыжеволосый мальчишка лет одиннадцати-двенадцати с учебником на коленях.

– Ладно, Джошуа, – чересчур напыщенно говорит Уолш. – Похоже, ты спасен от мучений благодаря появлению deus ex machina[14]. Можешь идти. – Уолш придерживает дверь открытой. – Но завтра с утра первым делом покажешь мне домашнее задание по хлебным законам.

Замерев у выхода, мальчик оглядывается на Гислингхэма, а потом уходит. Слышно, как его ботинки стучат по лестнице.

– Итак, – говорит Уолш, стоя за своим столом и таким образом показывая, кто здесь главный. – Чем я могу вам помочь?

– Полагаю, вы знаете, зачем мы пришли, – начинает Гислингхэм.

Уолш смотрит на него, затем на Сомер.

– Честно говоря, нет.

– Это насчет вашего дяди или, точнее, супруга вашей тети. Я имею в виду Уильяма Харпера.

– А, – отзывается Уолш. – Что ж, ничего удивительного. Хотя не знаю, стоило ли вас присылать.

– Дело серьезное, мистер Уолш.

– Естественно. Я хотел сказать… Ну, просто связались бы со мной, и я бы все решил. Никого другого, наверное, у него не осталось.

– О ком вы говорите, мистер Уолш? – спрашивает Гис.

– О юристах. Он, кажется, нанимал поверенных из какой-то оксфордской фирмы…

– Я вас не понимаю.

– Вы же насчет завещания? Билл умер?

Сомер и Гислингхэм переглядываются.

– Вы не видели новости? Газеты?

Уолш улыбается, изображая притворную беспомощность.

– Вы представляете, сколько времени уходит на эту работу? Боюсь, мне некогда читать прессу.

Сомер прекрасно его понимает, однако говорить о своем учительском опыте не собирается.

– Тогда, думаю, вам лучше присесть.

* * *

– Как пару дней назад заметил один мой коллега, иногда нам просто везет.

Я стою в лаборатории рядом с Чаллоу и смотрю на металлический стол, заваленный исписанными листками. Какие-то из них целы, другие размокли, от нескольких и вовсе осталась лишь мягкая масса – слов не разобрать.

– Это что-то вроде дневника?

Чаллоу кивает.

– Нина нашла его в коробке в подвале. Был засунут поглубже – наверное, чтобы старик не нашел. Она вырвала чистые страницы из книжек. Еще там лежали шариковые ручки, простые «Байро-Бик» в оранжевом корпусе. Похоже, Харпер вообще ничего не выкидывал. – Чаллоу показывает на записи. – Мы спасли все, что могли. Видать, у него недавно протек толчок наверху. Удивительно, как девчонка не подхватила пневмонию в таком чертовски сыром месте.

Он включает висячую лампу и опускает ее вниз, чтобы лучше было видно листки.

– Я расшифровал уцелевшие записи и выслал тебе сканы, постараюсь разобраться и в остальных. Чего только не сделаешь с помощью современных технологий…

– Спасибо, Алан.

– Приятного чтения. Фигурально выражаясь, знаешь ли.

* * *

Куинн уже собирался уходить, но дверь наконец-то открыли. Скорее даже приоткрыли, однако этого оказалось достаточно, чтобы увидеть длинные светлые волосы, длинные босые ноги и сорочку, под которой, видимо, ничего больше не было. Хреновый день вдруг кажется уже не таким хреновым.

– Мистер Гардинер дома?

Она качает головой. Лицо выглядит припухшим. То ли всегда такое, то ли она плакала.

Куинн взмахивает удостоверением, не забыв добавить очаровательнейшую улыбку.

– Детектив-сержант Гарет Куинн. А когда он вернется?

– Думаю, поздно. Он на работе.

Девушка хочет закрыть дверь, но Куинн делает шаг вперед.

– Можно войти? Я хотел бы оставить ему записку. Извиниться за то, как все вышло с новостью о его супруге.

– Делайте что хотите. – Девушка пожимает плечами.

Она отворачивается и уходит внутрь квартиры, а Куинн, толкнув дверь, идет следом. В руке у девушки бокал вина. Большой бокал.

Она скрылась в другой комнате, так что сержант остается в гостиной один. На диване лежит сумочка, украшенная разноцветными помпонами, на низеньком столике стоит почти пустая бутылка вина. Сержант рассматривает помещение (если что, притворится, будто искал ручку и бумагу, хотя и то, и другое есть у него во внутреннем кармане): довольно дорогой телевизор, несколько книг, в основном по медицине, черно-белые постеры в рамках. Сам Куинн никогда не звал женщин жить к себе, но понимает, что вещей девушки здесь, похоже, совсем нет. Он возвращается в прихожую.